Жажда

Благодаря своей двойственной природе оружие совершенно. Сочетание светлого и темного. Сегодня я тоже существую между двумя этими полюсами. И это правильно, если я вживаюсь в роль первой линии защиты для Алиссы и Гарретта. Засунув пистолет за ремень, я спешу спуститься по лестнице и вернуться к Алиссе, но то, что я вижу, выйдя из дома, заставляет меня замереть.

Хотя улица и стоящие на ней дома из-за наступившей темноты погрузились во мрак, в свете луны я вижу столпившиеся перед нашим домом неясные фигуры. Почти все соседи вышли из своих жилищ, чтобы подивиться на свет, струящийся из нашего дома – как мотыльки, зачарованные пламенем костра. Обеспечив себе независимый источник электричества, мы стали предметом зависти соседей. И одновременно превратились в мишень. И вот я стою в дверях, и порог нашего дома, на котором я нахожусь, отделяет ту жизнь, которую мы вели раньше, от лежащего впереди будущего. Я смотрю на людей, а в ответ сотня глаз вперились в меня и в наш дом.

И мое сердце уходит в пятки, потому что я не знаю, чьи глаза обращены ко мне – овец или волков.

День четвертый Вторник, 7 июня

8) Алисса

Утром я просыпаюсь под омерзительный звук цифровой симфонии – это будильник на моем телефоне, которому чудесным образом удалось не разрядиться. Время пять сорок пять утра. Восход солнца. Поначалу я не могла заснуть – в каждом звуке мне слышались либо шаги родителей, либо шум, производимый грабителями. Но не случилось ни того, ни другого. Дважды я спускалась вниз и видела, как Келтон, словно бойскаут, читает книжку при свете фонарика и одновременно сторожит дом от несуществующих плохих парней, которые, как он уверен, сей же час начнут разбивать наши окна и проникать внутрь, чтобы вдоволь напиться кровушки из наших вен. При свете дня все, чего мы боялись ночью, кажется полной глупостью.

За исключением того обстоятельства, что родители наши так и не вернулись. И никакой солнечный свет не отменит этого факта.

Гарретт, который, как настоящий мачо, настаивал на том, чтобы спать в своей комнате одному, в конце концов, перебрался ко мне. Теперь он спит и видит во сне то благословенное место, где единственной заботой является необходимость накормить Человека-паука и бесчисленных покемонов, явившихся к нему на обед. Или что там еще снится десятилеткам? Я не бужу брата, а, выскользнув из постели, направляюсь вниз.

Втайне я надеюсь, что родители уже вернулись и просто не захотели нас будить. Но – увы! Мне не повезло. В гостиной на диване сопит носом Келтон. Ну и охранничек! Впрочем, он ведь собирался разбудить меня несколько часов назад, чтобы я его сменила. Он не стал этого делать, продежурив, сколько смог.

И тогда я вижу пистолет. Он лежит на столе, словно является частью декора гостиной: лампа, семейный портрет, пистолет. Очевидно, Келтон спрятал его, когда вернулся вчера из дома, зная, что мне это не понравится. И мне это действительно не нравится. Не вернуть ли ему статус «жуткого соседского парня»? Хотя на сей раз усугубим: «жуткий соседский парень с пушкой».

Я беру пистолет и понимаю, что он гораздо тяжелее, чем я думала; а потом у меня слегка сносит крышу, когда я вспоминаю, что никогда до этого не держала в руках оружия. С помощью такой штуки можно прервать чью-либо жизнь. Я кладу пистолет на место, но отодвигаю от Келтона чуть в сторону. После чего бужу его.

Келтон просыпается и мгновенно вскакивает на ноги.

– Что такое? Что случилось? Все в порядке? Я что, заснул?

– Все нормально, – говорю я. – И ты действительно заснул. А теперь ты вынешь патроны из этой чертовой штуки.

Келтон смотрит на меня, потом отворачивается.

– Там нет патронов, – говорит он. – Магазин у меня в кармане – я не идиот.

– Присяжные все еще в сомнениях, – качаю я головой и протягиваю руку:

– Дай-ка мне.

Нехотя Келтон отправляет руку в карман и отдает мне магазин с патронами. И хотя мне страшно не хочется этого делать, я кладу их в карман. Пусть уж лучше лежат у меня, чем у него. Снова смотрю на пистолет, и ярость переполняет меня.

– Я участвовала в демонстрациях против оружия, – говорю я. – Как ты мог принести это в мой дом?

– Это были демонстрации против наступательного оружия, – говорит Келтон, и голос его звучит более спокойно, чем мой. – И я с уважением отношусь к твоим убеждениям. Но это – оружие оборонительное. Не исключено, что нам придется защищать себя.

Келтон не торопится забирать у меня пистолет. Напротив, он ждет, думая, что его аргументы заставят меня смириться с тем, что он делает. И я успокаиваюсь. Но только немного. Наконец я протягиваю руку и двигаю лежащий на столе пистолет по направлению к Келтону.

– Ладно. Пусть это будет психологическое оружие. Но стрелять ты не будешь.

– Я тебя понял. Только знай: пистолет – вещь бесполезная, если ты не готов его использовать.

Наверняка это ему вбил в голову его отец.