Жажда

Он вскидывает бровь:

– Тебе что-то попало в глаз, или мне позвать медсестру, потому что у тебя начался судорожный припадок?

– Тьфу. Какой же ты свинтус. – Я складываю руки на груди и притворно дуюсь. Хотя сейчас я уже не знаю, насколько притворно. Я уже три дня торчу в своей комнате, поправляясь, и хотя мне известно, что я здесь не навсегда, это все равно ужасно. – Пожалуйста, Джексон, если мне придется еще какое-то время смотреть на эти стены, я сойду с ума.

Джексон вздыхает, но я вижу, что он задумался, и потому продолжаю гнуть свое:

– Неужели мы так никуда и не сможем сходить? Хотя бы ненадолго? Если я устану, ты даже смог бы поносить меня на руках. – Я опять хлопаю ресницами, на сей раз уже не так, как хлопает крыльями испуганная птица, а так, как строит глазки роковая женщина. Во всяком случае, я делаю все, чтобы это выглядело хорошо.

– Ага, так я и повелся, – фыркает он.

Что ж, ладно. Вообще-то мне не очень-то и хочется, чтобы он меня носил, тем более сейчас, когда все вокруг успокоилось. Но скука – это тоже реальность, причем с каждой минутой я ощущаю ее все острее и острее.

– Брось, Джексон, я знаю, что ты просто выполняешь указания Мэриз, поскольку она сказала, что мне надо еще пару дней отдохнуть, но я же не собираюсь участвовать в гонке на собачьих упряжках. Я хочу погулять несколько минут, только и всего.

Он с минуту вглядывается в мое лицо и, видимо, понимает, что я решила пойти погулять в любом случае – с ним или без него, – потому что в конце концов нехотя кивает. Затем встает с моей кровати, на которой мы лежали последние два часа.

– Смеркается, так что мы можем выйти, но я выведу тебя погулять только ненадолго, – говорит он наконец. – И недалеко от замка. И ты должна пообещать, что скажешь мне сразу, как только начнешь уставать.

– Скажу, честное слово. – Меня захлестывает радостное волнение, я вскакиваю на ноги и бросаюсь за ним, но тут же жалею об этом – все у меня болит, особенно вывихнутое плечо. Теперь, когда его вправили, мне стало намного лучше, но оно все еще очень ноет. Правда, Джексону я этого не скажу – отчасти потому, что он может передумать, а отчасти потому, что я знаю: во всем, что произошло из-за Лии, он винит себя.

Что нелепо, но Джексон из тех, кто готов взвалить на себя ответственность за весь мир, хотя его об этом и не просили. Так что я не покажу ему, что до сих пор чувствую себя такой разбитой. Ведь он и в этом станет винить самого себя.

– А куда мы пойдем? И чем ты хочешь заняться? – спрашиваю я, пытаясь отвлечь его внимание от своей хромоты.

Он смотрит на меня, сощурив глаза, и выражение его лица ясно говорит о том, что он видит меня насквозь. Но говорит он только одно:

– У меня есть парочка идей. Оденься, а я сбегаю к себе и кое-что найду. Вернусь через пятнадцать минут.

– Мы можем встретиться внизу… – говорю я, но замолкаю, увидев, что он поднял брови. – Или здесь, – заканчиваю я.

– Да, давай здесь. – Он наклоняется и целует меня в губы.

Это быстрый поцелуй, но я не могу не обнять его за шею здоровой рукой и, приникнув к нему, делаю поцелуй глубже.

Джексон замирает, но по его пресекшемуся дыханию я понимаю, что добилась своего. Его руки скользят к моим бедрам, и он прижимает меня к себе еще крепче. Затем царапает по моей нижней губе клыком – он знает, что от этого каждая мышца в моем теле слабеет.

У меня перехватывает дыхание, и я отдаюсь ласке Джексона, отдаюсь жару, радости и свету, которые он будит во мне одним лишь поцелуем. Прикосновением. Взглядом.

Не знаю, как долго длится наш поцелуй.

Достаточно долго, чтобы мое дыхание стало неровным.

Достаточно долго, чтобы у меня дрожали колени всякий раз, когда его пальцы поглаживают мое бедро.

Более чем достаточно, чтобы я передумала отправляться на прогулку, поскольку то, чем мы занимаемся внутри замка, стало таким интересным.

Но в конце концов Джексон со стоном отстраняется. Прижимает свой лоб к моему, и какое-то время мы просто дышим. Потом он низким, рокочущим и таким сексуальным голосом говорит:

– Одевайся. Я скоро вернусь.

А затем, как всегда, исчезает.

Я прихожу в себя не сразу. Проходит минута или около того, прежде чем мое сердце перестает частить и мои ослабевшие колени перестают дрожать в достаточной мере, чтобы я могла стоять. Наконец я прихожу в себя и начинаю надевать на себя многочисленные слои одежек, необходимые для того, чтобы пережить час на аляскинском морозе. И все это время ощущаю покалывание в губах.

Хорошо, что я торопилась, думаю я, потому что Джексон возвращается, стучит в дверь и входит еще до того, как я успеваю надеть носки. Справедливости ради надо сказать, что одевание занимает куда больше времени, когда у тебя вывихнуто плечо, но все же, все же. Даже когда травмы заживут, я все равно не смогу соперничать с Джексоном в скорости – это просто невозможно.

Он держит в руке рюкзак, который роняет на пол у двери, когда видит, что мне трудно надевать носки.

– Дай их мне, – говорит он, опустившись передо мной на колени и осторожно поставив одну мою ногу на свое бедро.