Жажда

– Вампиры пьют воду, как и любые другие млекопитающие на нашей планете, а чай – это фактически та же горячая вода. Но если добавить к воде воду и какао, это уже другое дело.

– А, ну да. – Звучит логично. – А та клубника?

– Это было просто для блезиру. Потом у меня весь вечер болел живот, – смущенно говорит он.

– В самом деле? Тогда зачем же ты ее съел?

– Честно? – Он качает головой и отводит глаза. – Понятия не имею.

Это не тот ответ, которого я ожидала, но видно, что он говорит правду. Так что я оставляю эту тему.

– Еще один вопрос.

– По поводу крови?

– Само собой! И по поводу нахождения под открытым небом, когда светло. Я думала, что вампиры могут выходить из помещений, только когда темно.

Видно, что от моего вопроса ему неуютно, но затем он расправляет плечи и отвечает:

– Это зависит от обстоятельств.

– От каких?

– От того, чью кровь они пьют. Здесь, в школе, Фостер дает нам кровь животных. Если мы пьем только ее, то можем выходить на солнечный свет. Если же мы… добавляем к ней и человеческую кровь, то нам приходится дожидаться темноты.

Я вспоминаю, как в моей комнате он сказал, что, поскольку смеркается, мы можем выйти.

– Значит, вначале я увидела тебя под открытым небом в светлое время суток, поскольку тогда ты пил только кровь животных. Но теперь… – Я краснею и отвожу взгляд. Не потому, что мне неловко от того, что мы делаем, а потому, что это слишком личное, чтобы об этом говорить.

– Ты хочешь сказать, что теперь я часто пью твою кровь?

Я краснею еще гуще:

– Да.

– Да, я пил твою кровь. И кровь Коула. И потом опять твою в подземелье. Так что теперь я не могу выходить на солнечный свет.

– И как долго это продлится? – спрашиваю я, ибо после подземелья прошло уже шесть дней, и все это время он не пил мою кровь, хотя я была совсем не прочь. Но после того как я едва не погибла от потери крови, он вряд ли скоро вонзит в мою шею свои клыки.

– Пока не сойдет на нет гормональный скачок, вызванный попаданием в мой организм человеческой крови. – Когда на моем лице отражается недоумение, он продолжает: – Это как инсулин у людей. Если ты потребляешь пищу с высоким содержанием углеводов, уровень инсулина у тебя резко идет вверх, и, чтобы он снизился, необходимо время. Когда я пью человеческую кровь, мой организм вырабатывает гормон, не позволяющий мне находиться на солнце. На полное выведение этого гормона уходит примерно неделя. Когда я ограничиваюсь кровью животных, выработки этого гормона не происходит.

Я мысленно считаю дни.

– После того, что произошло в подземелье, прошло уже шесть дней. Стало быть, завтра ты снова сможешь выходить на солнечный свет.

Он пожимает плечами:

– Чтобы перестраховаться, лучше подождать до послезавтра. Это если я не…

– Если ты не укусишь меня опять. – Меня вдруг пронизывает жар.

Судя по его виду, ему опять становится неловко.

– Что-то в этом духе, да.

– Что-то в этом духе? – Я ставлю чашку на скамейку и здоровой рукой обвиваю его талию. – Или именно это?

Он смотрит на меня, и в его глазах горят опасные огоньки.

– Именно это, – шепчет он. И я понимаю – если бы всю меня с головы до ног не покрывали сейчас бесчисленные одежки, он вполне мог бы меня укусить. Эта мысль вызывает у меня трепет, и я даже не притворяюсь перед самой собой, будто это не так.

– Перестань смотреть на меня такими глазами, – говорит он. – Иначе нам придется вернуться в твою комнату, и мы так и не сделаем того, зачем я привел тебя сюда.

– А что? Вернуться в комнату было бы очень даже неплохо. Вот только… А зачем ты привел меня сюда?

Он опять лезет в свой рюкзак и достает оттуда длинную тонкую морковку и шапку.

– Чтобы слепить снеговика.

– Снеговика? – потрясенно выговариваю я. – В самом деле?

– Флинт не единственный, кто знает, как можно развлекаться, используя снег. – Его лицо сейчас более или менее бесстрастно, но в голосе звучит раздражение. Уж не ревнует ли он… что кажется мне абсурдом – ведь Флинт как-никак три раза пытался убить меня. Так что какая там ревность.

– Ну что, ты идешь? – спрашивает Джексон, наклонившись и начав лепить снежный ком. – Или будешь просто стоять и смотреть?

– Вообще-то это неплохое зрелище, – отвечаю я, в открытую любуясь его шикарным задом, обтянутым сейчас куда меньшим количеством одежек, чем мой. – Но я тебе помогу.

Он картинно закатывает глаза. Но все же немного вихляет задом, что вызывает у меня безудержный смех.

Вскоре мы уже оба покатываемся со смеху, глядя на самого кривобокого снеговика на свете. Что объяснимо, если учесть, что я уроженка Сан-Диего. Но Джексон живет на Аляске уже много лет, так что он наверняка не раз лепил снеговиков.

Мне хочется спросить его об этом, но он смотрит на снеговика так, что я решаю промолчать. Может, прежде у него было слишком мало времени, чтобы просто радоваться жизни, просто играть, несмотря на то что не он должен был унаследовать престол.