Жажда

— Откуда мне знать? Пусть король даст! Объегорил он нас! Обещал землю бывшим фронтовикам. Почему в Молдове и Мунтении дают? Разве там солдаты лучше нас? Почему?

— Да ведь там большие поместья, человече! Их отняли у помещиков…

— Пусть и тут возьмут у тех, у кого слишком много! У Лэдоя, Марку Сими… У…

— У меня, не так ли?

— И у тебя.

— Митру, — тихо сказал Гэврилэ, — у меня семь сыновей и дочь… земля-то их.

— Ну, тогда пусть у тебя не берут! — закричал Митру. Ему казалось, что он говорит не с Гэврилэ, а со всем миром. — Все измываются над нами, а когда нам совсем становится невмоготу, бросают подачку.

Гэврилэ потерял терпение и решил прекратить разговор, чтобы не расстраиваться понапрасну. Он тихо встал, давая понять, что говорить им больше не о чем. Митру понял, что вел себя неподобающим образом, но на душе у него скопилось столько горечи и обид, что ему уже было все равно.

— За муку — спасибо, — коротко бросил он, берясь за шляпу. — Я заплачу за нее. Знаешь, как? Когда выйду разбойничать, тебя не трону. Прощай.

Всю дорогу домой Митру почти бежал, зло оглядываясь по сторонам, словно искал, с кем бы затеять драку.

Во дворе собралась чуть не половина улицы. Люди теснились кольцом, окружая Флорицу. Какая-то женщина, прикрывая платком рот, причитала по ней, как по мертвой.

— Горе, горе! Что же вы теперь будете делать? Что будете делать?

— А вам что здесь понадобилось? — закричал Митру еще из-за калитки. — В балаган пришли? Что вам нужно?

Только теперь Митру заметил брата Флорицы — Траяна Бусуйока. Толстый и очень вспыльчивый, Траян подскочил к Митру и вцепился в него на глазах у всех.

— Дурья твоя голова! Помешался ты, видно! Все село гудит, что ты прикончил Лэдоя! И за такого болвана, да поразит тебя бог, я отдал сестру… А теперь что делать будете? С голоду подыхать?

— Правильно говорит… Лэдой их взял к себе.

— Свинья-то он свинья, но все-таки старик, не следовало его так.

— Аурелия позвала доктора. У Лэдоя все нутро отбито. Весь распух.

— Подумай только, — продолжал Траян, обмахиваясь шляпой. — Пожил бы у него, пока не собрал кое-какие деньжонки… или решил так и жить, как птичка божья…

Одурев от этого потока слов, Митру молчал, тяжело дыша. С Траяном они всегда дружили, а теперь тот мешает его с грязью перед всем селом.

— Лучше убирайтесь все отсюда подобру-поздорову! А ну, марш! — вдруг, потемнев от ярости, заорал он.

Подскочив к забору, Митру вырвал один из кольев. Женщины, одни с испуганным визгом, другие с хохотом, кинулись из ворот. Во дворе остался один Траян. Флорица со страхом поглядывала то на мужа, то на брата.

— Тебя тоже не мешало бы огреть как следует, — огрызнулся на жену Митру. — Жалеешь, что мы ушли от этого старого бабника. Тогда лучше убирайся и оставь меня в покое.

Все трое долго молчали, растерянные и взволнованные. Траян поворчал еще немного, уселся на траву и занялся расчетами.

— Прежде всего нужны деньги, — заключил он.

— Жди, пока курица снесет, — скривился Митру. В нем кипели, не находя выхода, слова, которые он не смог высказать Гэврилэ. — Да пойми, ты! Плевать мне на то, что говорят люди! Я не могу быть слугой, понимаешь? Не могу, и все. Хоть режь, не могу. Буду жрать траву, навоз, но пусть мной никто не командует.

Оторопев, Траян пристально смотрел на него.

— С тебя станет, — пробормотал он. — А ребенка, жену тоже навозом кормить будешь? Жену зимой попоной, как лошадь, прикроешь? — продолжал он донимать шурина, но, заметив, что Митру кусает губы, тут же попытался его успокоить. — Ладно, ладно! Вижу, ты всех умней. Впереди лето, тепло, можно спать и под открытым небом. Ну а дальше?.. Выходит, надо строить дом.

Постепенно входя в азарт, Траян начал прикидывать: кирпич можно изготовить хоть сейчас, благо тепло и сухо, древесину надо украсть в лесу, все равно нынче неизвестно, чей он; без окон и дверей обойдетесь, а топчаны Митру смастерит сам из остатков забора.

Флорица, громко всхлипывая, прислушивалась к рассуждениям брата. Митру угрюмо кивал головой. Обо всем этом он и сам думал, но знал, что без денег все равно ничего не сделать. А денег взять неоткуда. Разве что продать часть земли и снова стать нищим. Так что как ни крути, а говорить было не о чем. И Митру тупо кивал головой, слушая советы Траяна.

В конце концов они уговорились — на другой день утром поехать вместе за глиной для кирпичей в Сартиш.

В эту ночь Митру не спалось. Сквозь проломленную крышу сарая, прямо над головой, мерцало серебристое полотнище Млечного Пути. Позднее заглянула хилая бледная луна. Все трое спали в яслях. Голова Флорицы давила Митру на ноги, на другом конце, свернувшись клубком, стонал во сне Фэникэ. Митру казалось, что голова его вот-вот лопнет от мыслей, но, думая, он все же успокаивался, хотя все впереди казалось мрачным и недостигаемым. Но одно он помнил — у себя дома люди умирают лишь в том случае, если их оставляют силы и жажда жизни.