Жажда. Фокс Малдер похож на свинью

Короче, неясно — что остается от детства.

На следующий день они не приехали. Ни Генка, ни Пашка. Даже не позвонил никто. Я сел в кресло и стал смотреть на детей. Марина с отцом ушли сразу же после завтрака.

— А ты не пойдешь на работу? — сказал Славка.

— Нет, — сказал я. — У меня пока работы нет.

— Хорошо. — Он очень серьезно покачал головой. — А то у папы с мамой всегда много работы, и они с нами не сидят.

— А со мной уже не надо сидеть, — сказала Наташка. — Я скоро на фигурное катание пойду.

— Ты карандаш неправильно держишь, — сказал я Славке. — Давай я тебе покажу, как надо.

— А ты умеешь? — Он недоверчиво посмотрел на меня. — А то бумаги совсем нет. У мамы есть целая пачка, но она ругается. А Елена Викторовна сказала всем на урок белочку принести. Ты умеешь?

У него в голосе зазвучала надежда. Замолчал и уставился на меня.

— Не знаю. Давай попробуем. Только лучше рисовать на полу. Я люблю рисовать лежа.

Он с готовностью сполз со стула.

— Я тоже люблю на полу. А как лежа рисуют?

— Вот так. Ложишься на живот и рисуешь. Понял?

Наташка подняла голову от своих уроков и смотрела на нас.

— Вот так, — сказал я. — Ложишься и потом рисуешь.

Через минуту он выхватил у меня листок, вскочил с места и бросился к сестре.

— Смотри, Наташка! Смотри, как он нарисовал!

Она встала из-за стола, подошла ко мне и тоже опустилась на пол.

— А Барби можешь нарисовать?

— Я хочу покемона! — закричал Славка. — Нарисуй покемона!

Я пожал плечами.

— Не знаю, кто такой покемон.

Наташка сказала:

— Нарисуй Барби.

Потом они попросили Снежную Королеву. Потом ежа. Потом Бритни Спирс и черепашек-ниндзя. Когда кончилась бумага, Славка убежал в комнату к Марине. Вернувшись, он на секунду застыл на пороге, потом подбежал ко мне, протянул целую пачку бумаги и видеокассету, поднялся на цыпочки, закрыл глаза и выдохнул:

— Я хочу покемонов. Всех!

Мы смотрели мультики, и я рисовал. Наташка со Славкой то и дело бегали на кухню и таскали оттуда чипсы, кока-колу, конфеты и сыр. Часа через два весь пол был устлан бумагами и завален едой. Когда кончились мультики, я рисовал уже просто так. Дети смотрели на мои рисунки и старались угадать, что у меня получается. Славка почти всегда угадывал первым.

— Бегемот! — кричал он, и Наташка огорченно вздыхала. — Страус! Яйцо! Подводная лодка!

Чтобы Наташке не было так обидно, я начал рисовать то, что любят девочки.

— Это, наверное, пудель, — говорила она. — А это сиамская кошечка. А это учительница, потому что у нее в руке есть указка. Это, наверное, стюардесса. А это я не знаю — кто. У нее какая-то странная шапочка.

— Кто это? — сказал Славка, когда я закончил рисовать. — Мы сдаемся. Скажи, все равно никто не угадает.

— Это операционная сестра, — сказал я. — Ее зовут Анна Николаевна.

— А что такое операционная сестра? — спросил Славка, но в это время в коридоре щелкнул замок, и на пороге появилась Марина.

Она в изумлении оглядела усыпанную белыми листами комнату, разбросанные остатки еды, нас, сидящих на полу и глядящих на нее снизу, помолчала еще несколько секунд и наконец сказала:

— Плакал мой обед. А уроки-то хоть кто-нибудь сделал?

Когда немного прибрались, Марина сказала, что у Славки сегодня «Веселые старты». А ей надо бежать в редакцию, потому что приехал какой-то американский журналист.

— «New York times». Знаешь эту газету? Мне обязательно надо с ним поговорить.

Я сказал, что не знаю, но могу отвести Славку вместо нее. Все равно Генка с Пашкой так и не появились.

— Мне не трудно. Расскажи только, куда надо идти.

Пока у него был урок рисования, я сидел на скамеечке возле школы и смотрел на людей. После обеда стало светить солнце, и снег, который шел последние два дня, быстро растаял. Те, кто опоздал на урок, бежали прямо по лужам. Некоторые поднимали голову и тогда замечали меня. Лучше бы они смотрели себе под ноги, дома потом не досталось бы за ботинки.

Впрочем, им скоро в армию. Пусть смотрят.

«Веселые старты» были только для первоклашек. Поэтому я сел так, чтобы меня не было видно. Спиной. Пришлось болеть за Славку на слух. Слушал, как они кричат, когда кто-нибудь прибегает последним. Старались помочь. Орали как угорелые.

— Идите вот сюда, — зазвучал у меня за спиной женский голос. — Здесь никого нет. Только один дяденька.

На скамейку передо мной опустились двое мальчишек. Я нагнулся, чтобы их не напугать. Как будто шнурки развязались.

Но им было не до меня.

— Ну как вы оделись? — шептала их мама. — Я же вам все оставила. А вы оделись непонятно как. Теперь все подумают, что мы — нищета.

— Нас папа одевал, — шепнул один мальчик. — Я ему говорил, что так неправильно, а он сказал, отстань, мы опаздываем уже.

— Теперь все подумают, что вам надеть нечего. Я же оставила все на кресле.

— Папа сказал: на «Веселые старты» так одеваться нельзя.

— Ладно, — шепнула мама. — Сейчас Ира пробежит, и ты наденешь ее кроссовки. Только не наступай в лужи, а то они новые ведь совсем.

— Он тогда после всех прибежит, если будет вокруг луж бегать, — зашептал мальчик помладше. — Он проиграет тогда.

— А я буду через них перепрыгивать.

— А если они большие?

— А я разбегусь.