Жажда. Книга сестер

Второй она была и в любви. Тристана вспомнила свою связь с женатым мужчиной и как он хотел развестись ради нее, а она отказалась. Когда ей предлагали первую роль, она подсознательно считала, что не справится, и отступалась.

Еще она поняла, что сравнивала всякую любовь с любовью своих родителей, перед которой меркло все.

– Однако это любовь неполноценная.

– Неполноценная? В чем?

– Вы увидите.

Будущее время она услышала и приняла. И решила отложить выяснение на потом. Странным образом ее успокоило, что любовь родителей не была идеальной.

Сеансы продолжались несколько лет. Однажды Тристане позвонила какая‑то женщина и предупредила, что месье Тюртель не сможет ее принять.

– Он заболел?

– Он умер.

Тристана была глубоко опечалена. Она понадеялась, что у нее получится беседовать с ним, как с Козеттой: это было бы в духе профессии покойника. Увы, сколько она ни призывала его, сколько ни пыталась что‑то спросить, он не отвечал. Но у нее сохранилась привычка говорить с ним: слушал он все так же хорошо. Каждая смерть работает по‑своему.

– Ты ни разу ничего не сказала ему обо мне, – заметила Козетта.

– Наверно, потому, что ты для меня не проблема.

– Будешь искать другого доктора?

– Нет. Мне уже лучше. И потом, это нечестно по отношению к его преемникам: сравнение наверняка окажется не в их пользу.

* * *

В двадцать четыре года Летицию с ее группой пригласили выступить в первой части концерта Metallica в Берси.

Сбывалась их мечта. Metallica – это слава, это класс. То, что им удалось убедить такую гениальную группу позволить им послужить аперитивом к ее парижскому концерту, их сразило. В буквальном смысле, увы. Выступили они плохо. Нетерпеливая публика в ожидании своих кумиров освистала их. Подобное случается нередко, но их это выбило из колеи, и “Шины” сильно налажали. Такой срыв не прибавил им популярности.

Это выступление должно было бы их раскрутить, но оно застопорило их карьеру. Их больше не приглашали ни на разогрев, ни в престижные залы. “Шины” стали одной из тех групп, которые можно услышать лишь на каких‑то малоизвестных фестивалях.

В этой ситуации они повели себя потрясающе, обернули неудачу в свою пользу. Вместо того чтобы понапрасну добиваться известности, они стали группой для happy few. У них было всего сотни три фанатов, зато эти жизнь бы отдали за то, чтобы присутствовать на их двадцать пятом концерте в Монсо-ле-Мин[21].

Главное, “Шины” не теряли веры в себя. Когда финансы угрожающе подходили к концу, когда дела шли скверно, когда случайная публика плохо их принимала, они неизменно провозглашали:

– Мы им покажем!

Не будь это плеоназмом, можно было бы назвать “Шины” самыми бескомпромиссными сторонниками amor fati[22].

Тристана входила в число happy few. Она считала, что “Шины” постоянно растут. И не ошибалась. Их тексты становились сильнее, игра тоньше.

Летиция сообщила ей, что “Шины” будут давать концерт в “Тетаре”, самом захудалом зале Парижа, в районе метро “Рим”.

– Мы не играли в Париже после “Металлики”. Хотим доказать, что мы не суеверны.

– Молодцы!

– У тебя можно остановиться? Нам нечем платить за отель.

– Конечно. Вы с Мареном на раскладном диване…

– А вы с Селестеном в твоей кровати.

– Нет проблем, – ответила Тристана, недоумевая, почему у сестры какой‑то странный голос.

Выступление “Шин” превзошло их собственные ожидания. Четыреста человек, набившиеся в “Тетар”, пребывали в самом чистом экстазе, какой только знала история рока.

Тристана вспомнила слова месье Тюртеля. Летиция в тридцать лет стала для нее старшей сестрой. Она играла и пела харизматичнее, чем прежде, она сама становилась музыкой, жила в своем тексте, невозможно было сказать, красива она или безобразна, отделить в ней изящество от необузданности. Тристана не просто гордилась ею: она ликовала.

Последовавшее за концертом празднование длилось долго, но в конце концов, однако, они очутились в маленькой квартирке в Нуазьеле. Тристана порадовалась, что заранее разложила диван: Марен и Летиция рухнули на него и тут же уснули.

Она не дрогнула, когда Селестен разделся и забрался к ней в постель. Но когда он схватил ее в объятия, позволила себе запротестовать:

– Не порти такой триумф.

– Тристана, я без ума от тебя с тринадцати лет.

– Ты еще ребенок.

– Мне тридцать лет, а тебе тридцать пять.

– Два басиста вместе – это бред.

– Наоборот. Басист – это аутист. Два аутиста вместе – прекраснейший вариант риска.

Селестен оказался безупречен в их отношениях. Он был настолько непредсказуем, что ей даже не с кем было его сравнить. Он умел отражать ее наскоки, переключая минус на плюс.

– Ты и я – это нереально.

– Правильно! Это слишком прекрасно.

– Я больше не могу выносить ощущение, что между нами через минуту все будет кончено.

– Давай считать, что все будет кончено через секунду, так еще лучше.

– С тобой я не живу, а выживаю.

– Супер! Это же любовный дарвинизм.

Поскольку они не жили вместе, она имела возможность в его отсутствие все осмыслить и поняла, что скучает по нему. По сути, эти отношения подходили ей идеально.