Жажда мести

— Ничего ты не понял. Я у родителей была. Володя, проходи сюда, вот здесь садись, снимай ботинки. Не стесняйся, будь как дома.

— Но я вечером приехал, звонил твоим родителям, они сказали, что не знают, где ты.

Свинцов считал, что ему в жизни везло всегда. С детства мечтал стать летчиком и поступил в училище, правда, во время учебных прыжков получил травму, но его не отчислили. Отличился он на одном весьма щекотливом деле. Он как-то заметил, что капитан Ермоленко почти каждый вечер напивался и еще встречался с женой командира полка. Свинцов написал анонимное письмо командиру части полковнику Хлебоватому. Командир части приказал проверить факт полученного сигнала, который подтвердился полностью, после чего был проверен почерк всех офицеров и установлено, что почерк принадлежал Свинцову Николаю Петровичу. С ним долго с глазу на глаз беседовал майор из первого отдела, после чего Свинцов находился на особом счету, его докладные, а иначе доносы, находили весьма даже важными для поддержания в армии порядка. После нескольких доносов его дела пошли стремительно в гору, и он к тридцати годам уже числился капитаном, а к сорока — полковникам.

— Ты иди, Свинцов, спать, а мы попьем с моим родственником чай, — крикнула Самсонова из кухни.

— Сон пропал, мать, — сказал он, позевывая. — Да и поболтать хоцца по-русски с твоим родственником. Хоть бы познакомила, а?

— Я сказала, его зовут Владимиром, что тебе еще надо? Иди спать! Надоело твое это дурацкое «хоцца».

— Я столько дома не был.

— Мог бы и вовсе не приезжать, никто тебя здесь не ждал.

— Но, мать…

— Я тебе сказала! — воскликнула она с дрожью в голосе. Свинцов снял фуражку и отправился спать в кабинет.

— Я тебя положу в гостиной, Володя. — Она вернулась на кухню, вытерла повлажневшие глаза рукавом и присела за чай, чувствуя себя очень уставшей.

— Мне лучше уйти, — сказал Волгин.

— Не надо, — встрепенулась она. — Ты хочешь меня оставить одну с этим чудовищем? Иди спать, там я постелила, а потом все решим.

Волгину было страшно неловко, и он с отвращением думал о себе. Зачем он сидит в чужой квартире, вместе с мужем любимой женщины? Почему он не может уйти?

* * *

Свинцов был прост в обращении с людьми и как в каждом военном, в нем преобладало желание свести все отношения к выполнению одной команды: «Смирно! Шагом марш!» Он искренне считал себя добрым, полезным обществу человеком, и его бесила своими выходками только жена.

Полковник проснулся как обычно ровно в шесть утра, сделал физзарядку, принял холодный душ. Своим привычкам он не изменял никогда, несмотря на любые обстоятельства. Затем он приготовил себе яичницу с салом, выпил чашку кофе, оделся и отправился на службу доложить по команде о своем прибытии.

Каждое движение Свинцова ненавистной волной ударяло по нервам Самсоновой. Как только хлопнуло в коридоре, она набросила цепочку на дверь и осторожно прошла в гостиную. Волгин спал безмятежным сном. Она присела на корточки перед диваном и стала любоваться спящим юношей, нежно касаясь его рассыпанных на подушке волос.

XII

Она сидела так, пока Волгин не проснулся. Он со сна улыбнулся и потянулся в постели, потом вдруг вспомнил, что они не одни, тень пробежала по его лицу.

— Он рано уходит, — сказала она, разрешая его сомнения.

Он обнял ее и притянул к себе. Она даже растерялась, не ожидая, что после этой ночи, в нем так сразу вспыхнет желание. Чувство надвигавшегося блаженства охватило ее, губы коснулись губ любимого. Любовь по-прежнему владела всеми их чувствами, и они подчинились ей.

* * *

На следующий день на лекцию Волгин опоздал и присел на подоконнике в коридоре подождать перерыва. Он думал о том, как прекрасно любить и быть любимым. Его даже немного будоражило ощущение преграды в образе прыщеватого полковника КГБ.

По коридору шла Татьяна Козобкина и, завидев его, остановилась.

— Ты что такой веселый.

— Сам не знаю, — отвечал он, протягивая ей руку, которую она не заметила, памятуя, что первой руку должна подавать женщина.

— Просто так, мальчик мой, ничего не бывает в жизни, за все надо платить.

— Суть в том, что один дурак смеется, другой дурак над ним смеется, а в итоге оба — дураки! — отвечал он, смеясь.

— Смеются все, но смеется тот, кто смеется последний, — сказала она, вспомнив прошедший слушок по университету по поводу анонимного письма, которое получил ректор. В нем говорилось о любовной связи доцента Самсоновой со студентом Волгиным. Письмо пока спустили на тормозах, ибо ректор был многим обязан отцу Самсоновой. Скандал мог ударить рикошетом и по нему самому… — А где твой этот придурок?

— Какой? У меня среди знакомых придурков не бывает, Татьяна. Ты тоже моя знакомая, разве я могу сказать, что ты не умная.

— С вами, студентами, не соскучишься, — покровительственно заявила она, шутливо ударила его по плечу. — Знай, мой мальчик, от меня ничего не скроешь.

— Что ты еще знаешь, если ты уж такая умная? — спросил он.

— Я все знаю. — отвечала она. — Только не хочу тебе все рассказывать.