Жажда мести

— А где муж твой работает?

— Комитет государственной безопасности. Девятый отдел! Специальные задания, — она оглянулась, желая убедиться, что следовавший за ними в капюшоне не сможет услышать. — Он мне на такое намекал!

— Да, но не так все просто, — буркнул Волгин.

— Наоборот, все просто. Для нас — нет! За важное задание звание получают, должности. Я тебя прошу, никому не говори про наш визит к Галине, но телефончик на всякий случай ее запиши. Ты еще наивен, Володя. Хочешь плыть — учись держаться на воде. Проводи меня домой, я возьму такси. — Она подняла руку, и они сели в машину, тот — в капюшоне, растерянно стал оглядываться, выискивая на пустынной улице такси. От Пушкинской площади они отправились к Каретной пешком.

XIII

Полковник Свинцов сидел на кухне за столом, на своем любимом рабочем месте, и писал рапорт: «О некоторой деятельности службы отдела в условиях обостряющихся противоречий между капитализмом и социализмом».

Ему давно не нравилось поведение жены. Она демонстративно спала отдельно, его белье неделями валялось грязным в ванне. Но ссориться с ней, значит, навлечь на себя гнев ее родителей, а ведь он во многом им обязан своим успешным продвижением по службе. «Любовь приходит и уходит, а вот связи остаются», — подумывал он, глядя на дверь и слыша, как она пытается открыть ее с той стороны. Он поймал себя на мысли, что хорошо бы, чтобы она исчезла случайно, умерла, сохранив при том чистоту его отношений с ее родителями.

Свинцов отправился отворять дверь. Она стояла на пороге — мокрый плащ, раскрасневшееся от холода лицо.

Она молча прошла в ванную и в этот момент услышала телефонный звонок. Свинцов пулей вылетел из кухни и схватил трубку. На том конце не ответили.

Свинцов понял, что звонил ее любовник, которого она недавно выдала за родственника. Неужели его жена на тридцать третьем году жизни взяла себе в любовники сосунка? Для Свинцова данный факт был необъясним. Ладно бы полковник, генерал, на худой конец профессор! А это юнец с цыплячьим пушком на губах! Он не ревновал, в нем нарастала ненависть. Он делал вид, что не замечает присутствия или отсутствия жены. Только однажды, наверное, месяца через полтора, когда уже выпал снег, спросил, не выдержал. Она вернулась поздно, вся в снегу, стряхнула свою лисью шубу, роняя вокруг приятную снежную свежесть. Прямо в коридоре, он сказал тогда ей:

— Может быть, шубу лучше стряхивать на лестничной площадке?

Она не ответила. Ей было противно отвечать.

— Тот, помнишь, приходил к нам твой родственник так называемый, помнишь? Ты это с ним встречаешься? Он — твой любовник? — спросил Свинцов.

— У меня нет любовника, — глухо ответила она. — Я его люблю. А это, согласись, другое, — ответила она, проходя мимо, не взглянув на него.

— Вон как! — воскликнул приглушенно он, но не удивился этому, потому что давно ожидал нечто подобное. — А семья?

— У нас давно нет семьи, — проговорила она спокойно.

— А потому гуляй, Маруся! — крикнул он глухо, сверкнув страшным блеском темных зрачков.

— Я тебе сказала еще в прошлый твой приезд, помнишь? И в письме написала. У нас все разрушено. Давно. А теперь у меня есть человек, которого я люблю.

— Молодой сосунок! Это ты ему тащишь из дому сардельки, сыр, который с вечера лежит в холодильнике, а утром пропадает? — его душило бешенство. — Ты его, стерва, подкармливаешь, чтобы он не терял свой собачий потрох. — Его перекошенное лицо налилось кровью. — Паскуда! Тут выполняешь задание от правительства, от ЦК, от народа, а она свое гузно ластит!

Теперь им владела одна мысль: как избавиться от жены. «Если враг не сдается, его уничтожают!» — слова, которые он любил произносить.

Он взял себя в руки и стал готовиться к сражению. Он старался теперь не попадаться ей на глаза. Предпринимать какие-либо меры Свинцов пока боялся. Он знал уровень ее связей, о некоторых только догадывался и понимал, что нельзя доводить до прямого столкновения. Свинцов всем своим существом ощущал опасность и невыгодность своей позиции.

Выход был только один: одну из фигур надо вывести из игры. Какую ликвидировать?

Свинцов еще окончательно не принял решения, но уже просчитал десятки вариантов. Если вариант вызывал хоть какое-то сомнение, он его тут же отбрасывал. Он сразу отметал собственное, непосредственное участие. Косвенное — да! И стопроцентное алиби — да!