– Не имеет значения.
– Когда это относится к тебе,
Его слова вышибают воздух из моих легких. Я хочу знать, что это значит. Но не могу спросить. Господи, я так облажалась. Опуская подбородок, я смотрю себе под ноги.
– Сколько ты ее знаешь?
– Недолго. – Он хотя бы не знал ее до нашей ночи. И я даже не знаю, чувствовать себя лучше или хуже от этой информации. – Я встретил ее, когда вернулся в Англию.
– Ясно.
– Я не приглашал ее сюда.
– Хм-м-м.
– Она вроде как сама себя пригласила, и отец был там, когда она говорила что-то о прилете. Он решил, что она привлечет прессу, – ну, что я с одной женщиной. – Он смеется, но звучит это неестественно. Вообще-то мне не нравится все, что он рассказывает. – И…. полагаю, мне остается просто смириться.
Я смотрю на него опустошенным взглядом.
– Зачем ты мне все это рассказываешь?
Он вздыхает и убирает руки в карманы джинсов.
– Я не знаю. – Он приподнимает плечи, выглядя беспомощно.
Мы достигаем главной дороги, и удача оказывается на моей стороне, потому что я вижу приближающееся такси с включенным сигналом о том, что машина свободна. Я поднимаю руку, чтобы остановить его.
Такси подъезжает, и я тянусь к дверце, но притормаживаю. В течение последних двух недель я хотела извиниться перед Карриком за то, что наговорила ему, и это может быть моим единственным шансом. Сердце начинает колотиться в груди, а пальцы трясутся, когда я оборачиваюсь к нему.
– Каррик… То, что я говорила в Барселоне о моей работе, Эми и Шарлоте… Мне не следовало этого говорить. Это были паршивые слова.
– Ты не сказала ничего, что не было бы правдой.
– Ну, все равно… Прости. – Я мягко выдыхаю. – Хуже всего, что я не знаю, почему сказала все это, потому что на переднем плане на тот момент у меня было совсем другое. –
Глава пятнадцатая
Лишь потому, что избегаю Каррика и его поп-принцесску, я не пошла тусоваться в пятничный вечер, даже несмотря на мольбы Петры. Я настояла на своем и осталась в отеле с обслуживанием номеров в компании Джейсона Борна. У меня как раз было настроение для боевиков.
Когда все вернулись, я узнала, что не зря не пошла, потому что Каррик и его поп-принцесска были там. Петра выказывала неприязнь к Сиенне чисто из-за того, что та доставала меня. Но Петра рассказала, что с ней Сиенна вела себя нормально – немного высокомерно, но и близко не так, как со мной.
Похоже, свое исключительное отношение она приберегла для меня. Ну, или она учла то, что говорил ей Каррик.
Петра сказала, что Каррик едва ли общался с Сиенной, предпочитая пить с парнями. Также она рассказала, что он оттащил ее в сторону и спросил, где я. Говорила, что он выглядел разочарованным, когда услышал, что я не приду. Она слегка приврала обо мне, сделав меня прихворавшей, чтобы ему не показалось, будто я не явилась лишь из-за него.
Понимаете? Вот почему я люблю эту девочку.
Вчера я практически не виделась с Карриком. Я была занята работой и не видела его, пока не пришло время для квалификации. Я пожелала ему удачи и передала шлем. На этом и ограничился наш контакт.
Мне ненавистно такое положение вещей между нами. Я не знаю, как все вернуть к прежнему состоянию, потому решаю просто перестать стараться.
Это к лучшему.
Я отсчитываю минуты до конца этого уикенда, чтобы иметь возможность убраться подальше от их парочки.
Но гораздо больше мне хочется, чтобы побыстрее закончился этот день.
День гонки – день, которого я боюсь с самого приезда.
Прошлой ночью мы с Петрой нехило оторвались. Она не могла принять мой отказ относительно отдыха две ночи подряд, да и к тому же выяснилось, что Каррик был на каких-то спонсорских мероприятиях. У гонщиков подобных мероприятий, которые нужно посещать в течение всего гоночного сезона, хватает с лихвой.
Тогда мы с Петрой пошли выпить по паре бокалов с парнями, а затем ушли развлекаться без них, устраивая своеобразный девичник.
И, судя по невероятной головной боли, сухости во рту и страдающему после подъема телу, мы повеселились на славу.
– У-у-у, – стону я, переворачиваясь, и в голове возникает ощущение сверления пневматическим перфоратором. Я приоткрываю глаза, в которых, похоже, не осталось влаги, и сразу же закрываю их, щурясь от проникающего сквозь веки луча света.
С кровати Петры слышится такой же стон умирающего.
– Черт, – бормочет она. – Я умираю. На самом деле умираю.
– И я. И виню в этом тебя, – ворчу я. – Это день гонки. У меня язык словно наждачка, и я не могу ясно видеть.
– Мы зальем в тебя кофе, и ты будешь в порядке.
Я поворачиваю голову на подушке и смотрю на нее.