Жажда смысла. Человек в экстремальных ситуациях. Пределы психотерапии

Если человек воспринимает содержание своей жизни, без значительных искажений и «переживает средоточие себя и мира как единое» (Scharfetter, 1991), то это вносит духовность в повседневность, то есть приводит к такому внутреннему отношению ко всему происходящему, которое Дюркгейм в своей экзистенциально-инициальной терапии называл «повседневность как духовная практика» В инициальной терапии ежедневная практика нацелена на то, чтобы сделать человека проницаемым для трансцендентного. В своей повседневности человеку следует свидетельствовать о присутствии надличностного, духовного бытия в каждом из нас. Духовная жизнь находит свое выражение в наших обыденных взаимосвязях, «не в экстраординарных состояниях сознания, но в милосердной, доброжелательной, толерантной деятельности в пределах повседневной жизни» (Scharfetter, 1991, S. 32). Переживание, познание и деятельность неразрывно связаны друг с другом.

Важнейшим следствием нового сознания и новой религиозности является решительный сдвиг в сторону социальной ответственности. Новая мистика отличается «экологическим сознанием», то есть ответственностью каждого за общее целое, за «спасение всех живых существ», как это называют в буддизме, включая и так называемую «неживую» материю. Здесь уже нет места той «ярмарке тщеславия», в которой часто упрекают психотерапию. Подлинная духовная позиция должна проявляться как в повседневной жизни, так и в обыденной психотерапевтической практике. «Духовный путь, который не проживается в повседневности и не касается отношений с окружающими меня людьми, является заблуждением… Если я осознаю, вставая утром с постели и надевая тапочки, что это – глубоко религиозное действие, тогда я понимаю, что такое религия» (Jäger, 1991, S. 75).

В конце концов, лишь такая укорененность в духовности помогает нам при работе с людьми, находящимися в критических ситуациях, когда ледяные глаза смерти вдруг заставляют нас замереть посреди потока жизни, избежать защит, цинизма и беспомощности, и бережет нас от грандиозного представления о том, что мы можем перехитрить смерть.

Когда в нашей практике мы встречаемся с глубоким отчаянием психотических больных, когда мы переживаем сумерки души вместе с тяжелыми суицидальными пациентами, то, вопреки всем теориям умеренности и результативности, нам часто помогает только собственная непоколебимая вера в осмысленность наших терапевтических встреч и лишь она защищает нас от выгорания и истощения терапевтической энергии.

Спиритуальность характеризуется не только созерцательным взглядом внутрь, но и осознанным и вовлеченным отношением к жизни, напоминающим нам о том, что «смысл возникает в действии». Рабиндранат Тагор выразил эту мудрость более поэтично:

«Я спал и видел сон, что жизнь – это радость. Я проснулся и увидел, что жизнь – это служение. Я стал делать и понял, что служение – это радость».

«Служение» тесно связано с психотерапией, ведь изначальное значение греческого слова therapeia — «служба», «лечение», «уход», «исцеление». Забота о душе, своей и доверенной нам другим человеком, о мире и людях, что нас окружают, осознание того, что все связано со всем, является духовным переживанием. Ощущение своей принадлежности и взаимосвязанности исцеляет даже кризис смысла, то есть отход от смыслообразующей целостности. Духовное представление о мире и человеке исходит из того, что человек достаточно силен, чтобы разрушить мир, но мудр, чтобы не делать этого. Если мы дополним психологическое представление о человеке духовной его частью, то сознанию откроются новые горизонты смысла, поскольку преодолевается фрагментированность и отдельный человек узнает о своей связи с целым.

Вождю племени, жившего там, где теперь стоит город Сиэттл, приписывают следующее наставление: «Учите своих детей тому, чему мы учили своих. Не земля принадлежит нам, а мы принадлежим земле. Все вещи связаны друг с другом, так же как кровные узы связывают членов одной семьи. Не человечество связало сеть жизни. Мы лишь нить в этой сети. Как мы обращаемся с этой сетью, так и она поступает с нами. Все связано со всем».

Ключевое понятие и главная ценность нового сознания, сформулированная уже движением Нью-Эйдж, – это сетевая взаимосвязь всех феноменов, связанность всех сущностей и их проявлений, преодоление субъект-объектного расщепления, характерного для существовавшего столетиями платоновского и картезианского дуализма. Бэконовская образная формула, согласно которой ученый должен пытать природу, чтобы она выдала ему свои тайны, разоблачает теневую сторону жизнеутверждающих метафор науки. Позитивизм привел к тому, что наука начала манипулировать и управлять природой, но, несмотря на это, ценность чуткой интуиции и внимания ко всему живому только возрастает (Capra, Steindl-Rast, 1993). Дух и материя уже не так жестко отделены друг от друга; они две стороны одного целого – дух (сознание) порождает материю. Вместо «частей» на первый план выходит «целое».