Жажда/water (СИ)

Драко знал, почему было так — почему она позволила ему прикасаться к ней так. И он даже не пытался притвориться, что не это стало причиной его учащенного дыхания, дрожи в руках, а член стал твердеть внутри вдруг ставшими узкими брюк. Он знал. Использовал в своих интересах. И неважно, что это было извращенно, безнадежно, безнравственно — он не мог остановиться! Пробегая пальцами по дорожкам на ее коже, которыми двигалась его палочка. Ведя ими вверх по ее ноге, что отметить заживление царапин на ней. Он хотел наклониться. Чтобы слизать последние следы засохшей крови с ее тела влажным языком. Грэнджер. Всегда — такая абсолютно желанная, и всегда — этого недостаточно! Как он мог когда-то предполагать, что можно исправить эти ошибки?!

Когда Драко услышал, как последние слова заклинания замерли на губах и растворились в воздухе, он с неохотой убрал палочку от ее кожи и заставил себя сделать шаг назад. А затем еще. Снова и снова, пока тело не уперлось в стену, а голова не прислонилась к холодному камню: только голодное, острое, прерывистое дыхание. Он уставился на ее дрожащее тело, и позволил палочке упасть на пол.

Как просто и близко. Взять ее еще раз. Почему он не позволил себе этого?

Гермиона моргнула. Он знал, что это займет всего несколько секунд до внезапного рывка реальности, обрушающегося на тело, и действие чар отступит. Она оглядела себя, а затем, медленно потянув одеяло на себя, попыталась сесть, поморщившись от боли.

— Тебе все еще больно.

Она повернула голову к нему, глаза широко распахнуты.

— Что ты…? — ее голос был слабым.

— Я вылечил тебя.

На какой-то момент Гермиона пристально посмотрела на него, прежде чем снова отвела взгляд. Она явно была смущена.

— Это займет какое-то время, чтобы боль утихла. Но синяки быстро сойдут.

Он очнулся. Ну, еще бы. И, без сомнения, она могла говорить. Не то, чтобы он не мог найти силы, чтобы позаботиться о ней. И уж точно, это не должно было ее удивить. Только не после всего. Только не после того, как он достиг дна позора почти на ее глазах. Всего несколько часов назад.

— Малфой…

— Хорошо бы тебе остаться в кровати сегодня. Возможно и завтра. Тебе лучше будет притвориться больной.

— Но…

— Иначе, слишком много вопросов, — и вдруг сознание Драко пронзил внезапный факт. Острое напоминание о том, что это Грэйнджер. Гриффиндор.

— Если только, — он помедлил. — Если только ты не подумываешь о том, чтобы рассказать об этом кому-нибудь.

Хотя, с чего бы ей это делать? Панси и Миллисент заслужили все, что получили. И исключение из школы было бы слишком мягким наказанием, по мнению Драко. Хотя — а он мог с уверенностью сказать об этом, ведь он знал Панси — она сможет найти способ отомстить им. И, наиболее вероятным, было бы рассказать Дамблдору о…

И здесь Драко оборвал ход собственных мыслей. Это был самый темный угол, какой он только мог себе представить, самое жуткое воспоминание, и он не мог заставить себя ворошить его. Вспоминать об этом. Эту потерю собственного контроля. Что-то, что не было им самим, но было от отца, и — теперь уже — его неотделимой частью.

Гермиона покачала головой.

— Я не знаю, — пробормотала она, теребя одеяло. Она все еще было в своем платье. Порванном, покрытом пятнами и измятом. Несмотря на это, Драко считал его великолепным. Именно. Оно великолепно. Даже такое грязное. — Я не думала об этом.

Драко не ответил. В комнате повисла тишина.

Она снова посмотрела на него. Он почти слышал ее сомнение.

— Спасибо тебе за… — она нарушила тишину. Затем перевела взгляд на дверь в ванную. — Э…

Наверное, это был самый простейший звук, слетевший с ее губ, который он только слышал. В любое другое время — нормальное, рациональное, до-того-как-все-это-произошло — он бы усмехнулся. Потому что Гермиона Грейнджер никогда не теряла дар речи.

Это могло означать только одно. Крах.

От этого скрутило желудок.

— Я тебя оставлю, — невнятно пробормотал он. Его возбуждение пошло на спад из-за неуклонно-растущего понимания горьких фактов. — Тебе нужно отдохнуть.

Она все еще смотрела на дверь.

— Я приберусь там, — проворчал он, почти улавливая мысли о разбитых и окровавленных осколках, мелькавших в ее глазах.

А потом она отрицательно покачала головой.

— Нет! Я сама.

Драко неодобрительно покачал головой.

— Я же сказал, что сделаю это, Грейнджер.

Она повернула голову к нему. Ее лицо внезапно потемнело от гнева.

— А я сказала, что сделаю сама, понятно?

Его глаза сузились в легком недоумении. В легком — какого черта, ты оспариваешь мое решение? — недоумении. — Я уже сказал тебе. Тебе нужно отдохнуть. Заклятия бесполезны, пока ты не дашь возможность своему телу восстановиться, Грейнджер. И уж поверь, я знаю, о чем говорю.

— Мне всё равно.

Она вдруг разозлилась. И он не должен был удивиться. Должны же они были когда-нибудь переступить эту черту. В какой-то момент. И очень было похоже, что ее первоначальный выбор…

— Извини, — Гермиона неловко заерзала, покусывая губу. — Я имела в виду, что это неважно.

Драко все еще хмурился.

— Да уж, — он согласился. — Не важно.