Жажда/water (СИ)

— Что очень даже хорошо, — опять рассмеялась она. — Очевидно же! — и, подойдя к кровати, начала разглаживать простыни. — Было бы глупо нам обоим считать, что в этом нет ничего хорошего. Кто-то, наконец, сделал то, на что мы сами не были способны.

— Лишь потому, что не хотели этого делать.

В ответ Гермиона лишь громко вздохнула.

— Мы можем нормально поговорить или нет? — продолжил Драко.

— Мы и так разговариваем.

— Не совсем. Трудно вести беседу, когда ты носишься по комнате. Тебе нужно остановиться.

— Это нужно доделать.

— Но ты уже всё давным-давно доделала. Целиком и полностью, Гермиона.

— Всё равно всегда что-нибудь да пропустишь, — ответила она. — Может под кроватью, или за шкафом, или ещё чёрт знает где. Я найду все это, и ты меня ещё поблагодаришь.

— Я буду больше признателен, если ты присядешь.

— А я так просто рассыплюсь в благодарностях, если ты помолчишь и позволишь мне, наконец, с этим разобраться.

Драко рассмеялся.

— Что смешного? — её брови приподнялись от недовольства.

— Ничего, — ответил он, покачав головой. — Так и быть, не буду тебе мешать, — оттолкнувшись от стены, он выпрямился. — Буду ждать тебя внизу.

Гермиона пожала плечами.

Он тихонько притворил за собой дверь.

Глава 20 часть 5

Драко сидел, гася и вновь зажигая палочкой огонь, когда она спустилась.

При звуке шагов он оглянулся на нее из-за спинки кресла и провожал её взглядом до тех пор, пока она не остановилась напротив соседнего кресла в метре или около того от него. Жестом предложил расположиться в нем. Она слегка нахмурилась, но села.

Прежде чем он успел произнести хоть слово, ее губы нерешительно дрогнули: — Меня как-то это не трогает, — произнесла она, опуская взгляд. — Я вообще собиралась просто вернуться в свою комнату. Но потом я подумала, что это, в сущности, наша последняя возможность. Поговорить.

Драко кивнул. По-го-во-рить. Он заметил, как тщательно расставлены акценты на словах.

Глубоко дыша, словно в явном стремлении придать себе твердости духа, она снова перевела взгляд на него и еще дальше откинулась в кресле.

— Я хотела бы начать первой, — продолжила она. — Мне бы не хотелось, чтобы хоть что-нибудь привело к конфликту. Только не сегодня. Только не перед тем, как ты уйдёшь, — казалось, она прилагает колоссальные усилия, чтобы смотреть ему в глаза, но вместо этого сконцентрировалась на пламени, что Драко снова зажег. — Чтобы ты не планировал сказать мне, пожалуйста, не говори, если это расстроит меня. Или если ты знаешь, что мой ответ придётся тебе не по душе. Ссоры — это, конечно, наш конёк, но нам не стоит всё заканчивать на этой ноте.

— Я ничего не заканчиваю. На этом ничего не кончается. Я просто… на самом деле я хочу тебе сказать это.

Снова бросила на него быстрый взгляд, и он почувствовал, что она напряглась.

Он и не ждал, что кто-нибудь когда-нибудь сможет понять, на что это похоже, когда они оказываются вдвоем в одной и той же комнате. Назвать это «восхитительным» было бы неправильным. Назвать «ужасным» — значит недооценить. Словно два этих понятия в совокупности, без каких-либо компромиссов. Он даже не мог объяснить, как два разных по полярности чувства проносятся параллельно друг другу под его разгоряченной кожей. И это обжигало. Обжигало его кожу. Гермиона заставила его испытывать буквально физическую боль от желания.

И он так мастерски это скрывал. Мог легко выдерживать её взгляд. Мог говорить с ней, не запинаясь. За последние несколько недель он научился это скрывать. Потому что не было выбора. Потому что реальность перепугала бы её до смерти.

Слова никогда не выдавали его, потому что попросту не обладали такой силой. Он мог лишь показать ей. И лишь в те редкие моменты, когда она сама давала ему возможность — когда просто не оставалось больше сил сопротивляться — становились единственными возможными, чтобы она могла начать осознавать это. Когда лежала под ним. Когда двигалась под ним. Когда он разрывался между желанием невесомо прикасаться к ней и жаждой сломать каждую косточку в ее теле.

И до сих пор не понятно, будет ли когда-нибудь концовка у этой мании и одержимости. Как скоро и насколько болезненно оно просто покинет его, оставив полностью истощенным — он не мог знать. А может оно изменится или перерастёт во что-то более утонченное, прекрасное и контролируемое? Способен ли он такое?

Каждый его разговор с Гермионой, каждое слово, каждый жест стояли перед глазами Драко. Представлялось, как ее кожа соприкасается с его — и эти виденья заставкой маячили при каждом их совместном моменте — неважно насколько это было пошло или грубо. И Драко видеть эти иллюзорные фантазии было нестерпимо. Навязчивые и почти маниакальные мысли, которые невозможно выбросить из головы. Причиняли боль. Сын Пожирателя Смерти. Драко Малфой. И боль от этих почти ненавистных мыслей.

Далеко не в первый раз.