Жажду — дайте воды

Ломоть сухого хлеба и куска два сахару — вот все, что у них осталось. Они размочили краюху в ледяной воде, ручейками стекающей с ледников, и съели с сахаром. Заморив червячка, улеглись спина к спине, чтоб теплее было. Надо немного поспать, подкрепиться перед дорогой, которой нет конца, перед новыми мучениями и ужасом.

Туман рассеялся. Заря занималась медленно, как лениво разгорающийся огонь. Пусть бы и вовсе не занялась. Для чего ей заниматься? Зачем он им нужен, доносчик-рассвет, — гонимым, бегущим и от света, и от целого мира?..

В ближних кустах вдруг заблеял ягненок. Это привело Асура в ужас. Что за ягненок? И чего он блеет, когда все вокруг мертво? И где тогда овцы? Ведь раз поблизости ягненок, значит, и овцы рядом?! И выходит, люди тут тоже есть?!

Но нет, горы безмолвны и необитаемы. И в воздухе не чувствуется, что где-то близко может быть хлев, овчарня. Э, нет! Никакой это не ягненок, просто показалось. Чего не взбредет, когда человек возбужден. Надо спать, спать!..

Однако все повторилось. Асур вздрогнул. Нет, это не ягненок. Скорее, котенок душераздирающе мяучит.

Асур в страхе разбудил Срапиона:

— Слышишь?

Тот привстал и насторожился — злосчастный крик снова повторился. Срапион снял с плеча ружье.

— Это человек! Будь осторожен…

Они наставили дула туда, откуда доносился голос, залегли и принялись ждать. Однако чей бы он ни был, этот голос, — человечий или кошачий, — только один этот ужасающий звук нарушал безмолвие гор. Ничто другое не говорило о том, что окрест есть жизнь.

Срапион потянул винтовку на себя:

— Ребенок это плачет!..

Крик обрывался, опять повторялся. И был он то порывисто-громкий, то обессиленно-всхлипывающий. Ужасно было, что звучал он так одиноко и никто ему не отзывался, не вторил.

— Похоже, что рядом с ним нет никого, — сказал Срапион.

Асур, как был с ружьем в руках, пополз на голос. Полз, полз — остановился. Запыхавшись, прислушался, не крикнет ли Срапион: «Не ходи!» Но товарищ ничего такого не сказал, и Асур пополз дальше. Наконец стало тошно ползти, и он вскочил, выпрямился во весь рост и, рассекая высокую траву, пошел. Из-под ноги его выскользнул большой камень и долго с шумом скатывался, и казалось, будто это олень мычит в пустом ущелье.

Вот взлетела стая стервятников и тяжело поплыла в воздухе. Асур с ужасом глядел вслед улетающим птицам: где стервятники — там смерть… Он замер, на миг присел в траве, но ребенок снова заплакал. И Асур опять пошел, приминая цветы горных лилий и васильки.

Плач не прекращался. И казалось, что сама земля под ногами так жалобно стонет. Мороз по коже пробирал от этого плача земли и от того, что он действительно вдруг прозвучал прямо в ногах… Что это?.. В траве, раскинувшись на спине, лежит женщина. Будто спит. Но если так, то почему она не просыпается от плача?.. Голова женщины обвязана чем-то окровавленным. А рядом, господи, мечется так напугавший Асура и Срапиона своим стенанием крошечный, пухленький малыш. Сучит ножонками и силится дотянуться до полуобнаженной материнской груди с капельками молока на соске.

Асур в ужасе присел рядом с женщиной и ее осиротевшим ребенком. Малыш кричал жалобно и как-то сдавленно, сипло, почти как взрослый. Асур долго глядел на него. Осторожно взял под спинку, приподнял и в страхе посмотрел на женщину: вдруг вскинется, вцепится ему в глотку!.. Но она была недвижима. Асур подложил малыша к материнской груди. И тут кто-то схватил его за плечо.

— Что делаешь, безмозглый! Она же мертва!

Кто это сказал? Умершая женщина? А может, захлебывающийся плачем у него в руках ребенок, которому всего-то шесть-семь месяцев от роду, или эта пропитанная кровью земля?..

Но нет, то был Срапион. Он оттащил Асура, нагнулся, приложил ладонь ко лбу женщины. Осмотрел рану. Кровь в ней еще алела.

— Недавно скончалась… Раненая бежала, пыталась вынести свое дитя из ада. Вон, видишь, и палка рядом. Не далеко, бедняжка, ушла. И какой конец! Сама уже мертвая, а грудь все еще струит молоко для ребенка. Вах-вах!..

Срапион сорвал своими одеревеневшими пальцами несколько листьев с цветущей мальвы и прикрыл полуобнаженную грудь умершей.

— Вах, вах!..

В полыхающем пламени восходящего солнца, далеко-далеко внизу, дыбились пыльные и дымные тучи. Это значит, турецкое воинство уже у подножия гор. Того и гляди, настигнут.

Срапион и Асур поспешили убраться подальше от преследующей их опасности. Асур запеленал потуже малютку, завернул его еще и в материну шаль с кистями.

— Мальчик, Срапион!.. Жалко, имени не знаем.

— Имени? — усмехнулся Срапион. — Зачем тебе его имя? И ему оно ни к чему. Все равно ведь помрет. Оставь. Пусть лежит рядом с матерью…

Асур с ужасом воззрился на товарища.

— Что ты говоришь? Оставить здесь?!

— Лучше пусть помрет возле матери, — сказал Срапион. — И души их вместе воспарят к спасителю, Иисусу Христу… Нечего сказать, хорош спаситель!

Асур прижал ребенка к груди.

— Зачем же ему умирать?!

Срапион хмуро глянул на малыша, который на руках у Асура совсем успокоился, перестал плакать и во все глазенки рассматривал своего спасителя.

— Неужели ты решил взять его с собой?