Жажду — дайте воды

Итак, ориентиром для путников служили мертвецы. Идти такой дорогой небезопасно. Вражье войско и разного рода мародеры, подобно стервятникам, идут вдогонку за несчастными беженцами, обирают убитых. Не приведи бог столкнуться с ними — вмиг растерзают, да так, что едва ли потом кому другому послужишь ориентиром на пути, костей не оставят. Однако за ними-то небось больше уже и нет беженцев. За ними только враг. Он змеей ползет за ними, вперед и вперед, разрушая и пожирая все вокруг, оставляя за собой только мертвое безлюдье.

* * *

Уже четвертый день, как они подобрали ребенка, а покормить его все нечем. Молока больше нет, сахару тоже. У них и у самих-то всего ломоть сухого-пресухого хлеба. Но худо ли, бедно, они размочили ломоть и поели с конским щавелем да разной другой съедобной травой. А вот ребенка поди накорми… Асур так страдал, что словно бы и не хлеба поел, а желчи горькой наглотался.

— Может, и ему тоже хлебушка дать? — предложил Срапион.

— Думаешь, будет есть? — с надеждой посмотрел на него Асур.

— Попробуем.

И они рискнули. Асур пожевал, пожевал кусочек и положил в рот ребенку. Тот сначала молча помял мякиш губенками, а затем, весь сморщившись, выплюнул его. Не только есть не стал, но еще и закатился плачем, да так, что снова стал захлебываться до посинения.

Благодетели его не знали, что и делать. Ведь ребенок же наполовину истаял, хотя в прошедшие дни им еще давалось то козьим молоком его напоить, то подслащенной водой.

Бедный малыш плакал и плакал, а вокруг все безмолвствовало, все было разрушено и необитаемо. И даже эти развалины дышали враждебностью…

Путников не останавливал и плач ребенка. Они шли и шли вперед, гонимые теперь уже больше его бедой, его голодом. Сейчас уже и Срапион иногда брал малыша на руки, бережно укачивал и пробовал своим довольно жестким, грубоватым голосом убаюкать его, усыпить. Но из этого ничего не получалось.

— Хоть бы мякиша пожевал! — сокрушался Асур.

— Видно, у матери молока было много — не приучила к прикорму, — сказал Срапион и, чуть помолчав, снова завел свое: — Говорил ведь, умрет. Не сегодня, так завтра. Что можно поделать? Только грех на душу взяли.

От безысходности Асур лишь зубами заскрежетал. Почему этот ребенок должен умереть? А вон там, в селе, по другую сторону ущелья, его сверстник останется жить? В чем причина этой несправедливости? Неужели только потому, что тот родился турком и, по их разумению, он особенный, он хороший, а этот плохой? Кто породил эту чудовищную рознь? Кто?..

Нет, нет! Плох не этот малыш! Ужасен тот, кто выбросил его из колыбели и лишил матери. Ужасен убийца, разрушитель! Убийца любой нации!..

Разве это дитя не такое же богом данное, как все другие?! Вон ведь как светел его лик, какие мягкие, словно шелк, волосенки, а как чисты синие глазки! За что они полнятся слезами, за что замутили их безгрешную синь? Бедный малыш! Гаснет свет на ясном лице. Смерть витает над ним…

Думая свою горькую думу, Асур все больше и больше ощущал безысходность.

— Мир создан вкривь и вкось, Срапион!..

— Не иначе как ты собрался выправить эту его кривизну? — усмехнулся Срапион.

— Напротив, хочу, чтоб все еще больше пошло наперекосяк, — зло бросил Асур. — Чтоб в тартарары все провалилось!

— Ха-ха! — сверкнул зубами Срапион. — Я-то знаю одно: горбатого только могила исправит, так и с миром…

Они шли под плач ребенка, рискуя на каждом шагу столкнуться с опасностью. Слезы младенца капля по капле скатывались на землю, и казалось, будто вместе с ним плачут и безмолвные камни.

Чем все кончится? Неужели пробил час невинной жертвы и ужасающий конец наступит уже этой ночью?..

— Нет! Нет! Боже милостивый, — молил Асур, — не дай ему умереть! Не дай!..

А Срапион знай твердил свое:

— Умрет!.. Посмотришь, умрет!.. Как ему выжить?..

Стемнело. И это приободрило обоих. Теперь-то идущий следом за ними враг, сморенный темнотой ночи, свалится прямо на земле и проспит до рассвета. А они тем временем будут идти и идти, все удаляясь от ужаса смерти, стремясь к той смутной надежде, которая хоть и незрима, но есть въяве. Она там, эта надежда, — в той дали, куда они держат свой путь, по другую сторону большой реки. Кто знает, может, им еще и удастся перейти эту реку и спастись?!

Без надежды нельзя. Беда только в том, что, может, ребенку-то нет доли в этой надежде?.. Донесут ли они его до реки? Смогут ли?.. Поди знай!.. Вот уже целый день и ночь, как он маковой росинки во рту не держал. Все только плачет. И теперь так тихо, что звук его голосочка едва доходит до слуха Асура.