Жажду — дайте воды

Шура вся как из сказки. Сказочна и ее маленькая землянка, и затянутые марлей стены. На вколоченных в землю нарах тщательно убранная постель. На маленьком столике, тоже покрытом марлей, керосиновая лампа, отбрасывающая желто-красные блики. От всего чуть веет больничным духом.

— Ну как фильм?

— Я смотрел и не видел его…

Шура ласково улыбнулась. Видно, ответ мой понравился ей. Она поставила на жестяную печь ведро с водой и по-хозяйски распорядилась:

— Снимай гимнастерку и сапоги, я тебе сейчас помою голову и ноги…

…Уже полночь, а я все у Шуры. И кажется мне, что я тоже из сказки, в раю. Никаких тебе забот, ни войны, и меня вроде вовсе нет. Только душа моя, согретая теплом благоухающего рядом тела…

Сегодня второе мая. Уже четыре месяца и пять дней, как мне девятнадцать. Записи мои пронизаны светом.

ЭТО Я…

Река синяя-синяя.

На берегу моя рота. Минометы замаскированы ветками. Они бьют из-под зеленого укрытия.

Я лежу на берегу реки и подаю своим людям команду:

— Пятью минами по врагу огонь!

Ревут минометы. Из широких жерл вырываются клубы дыма и рассеиваются в зеленой листве.

Стемнело. Река завлекает, как в омут. Раздеваюсь и вхожу в воду. Наконец-то блаженство… Днем тут не выкупаешься, весь отрезок простреливается гитлеровцами… Несколько дней назад союзники высадили на севере Африки десант и, как пишут, одержали значительную победу, уничтожили большое число расположенного там войска гитлеровцев. Это хороший знак. Надо полагать, они и в Европе скоро откроют второй фронт. Небо начинает проясняться…

— Десятью минами, огонь!..

Вспоминаю Шуру и мигом выскакиваю из воды.

* * *

Ночь.

Я у Шуры, в ее белой землянке. Она встретила меня взволнованным шепотом:

— Иди, я здесь.

Помолчала, а потом еще тише сказала:

— Сумасшедший ты, боишься света… Но я все равно никогда тебя не потеряю.

* * *

Снова ночь.

И снова я у Шуры, в ее белой землянке. Она по-прежнему встречает меня взволнованным шепотом:

— Мы будем неразлучны. Навсегда неразлучны. Я чувствую это. Я верю!..

Дверь вдруг открылась, и на пороге появился майор, начальник штаба полка. Он у нас человек новый. Ему лет за сорок.

— Что вы здесь делаете?

Я вытянулся перед ним.

— Пришел повидаться со своей подругой.

— Вот оно что?.. — произнес он. — Не ищите подруг там, куда вход воспрещен.

Я подчинился приказу и, круто повернувшись на каблуках, вышел вон. За спиной услыхал крик Шуры:

— Майор, ну неужели я не имею права хоть чуточку пожить для себя?..

Сказке конец.

Сегодня двадцать шестое июля. Уже шесть месяцев и двадцать девять дней, как мне исполнилось девятнадцать. В записях моих мрак.

БУМАЖНЫЙ ДОЖДЬ

Удивительная у этих гитлеровцев страсть. Они то и дело обрушивают на нас бумажные дожди со своих самолетов. Дожди в основном белые, но бывают листовки на желтой и зеленой, на синей и даже розовой бумаге. И несут они в них бред собачий. Все больше об одном долдонят: мол, скоро Страна Советов будет уничтожена и гитлеровские солдаты маршем пройдут по улицам Москвы и Куйбышева, а потому, дескать, сдавайтесь, пока не поздно. Будет вам и хлеб, и масло, и всякая всячина.

Уже более двух лет они пишут одно и то же, пугают нас как могут, а сами терпят поражение за поражением.

Сейчас лето, и дела у фашистов все хуже и хуже. Наши уже освободили Орел и Белгород. И пятого августа Москва впервые салютовала в честь освобождения этих городов.

Сегодня шестое августа. Через пять месяцев и двадцать два дня мне исполнится двадцать. В записях моих ликование.

ДЕМЬЯН ЕРШОВ

Дневную пайку хлеба — шестьсот граммов на человека — мы делим на три равных части: на завтрак, обед и ужин. Распоряжается этим Сахнов. У нас забота одна — воевать.

Раздавая еду, Сахнов умудряется подложить рядовому Демьяну Ершову чуть побольше других. Не намного. Делает это Сахнов незаметно. Окончив раздачу, он и остальным предлагает:

— Кому добавки, братцы? Признавайтесь. Тут в термосе еще осталось…

И хотя Демьян Ершов помалкивает, Сахнов опять добавляет ему в котелок. Ершов протестует:

— Зачем? Я уже сыт.

— Ешь, ешь, — покровительственно говорит Сахнов. — Ты у нас во взводе единственный новичок и… Одним словом, дают — бери.

Демьян Ершов всего несколько дней у нас наводчиком миномета. Из госпиталя выписался.

— В какой части был до ранения? — спросил как-то я.

— Чуть правее от вас стояли, — уклончиво ответил он.

— Воевал?

— Ну а как же?

Небольшого роста, лицо чуть удлиненное, а пальцы на руках тонкие. Ребята подшучивают.

— Ершов, ты, часом, дома не вышивальщицей был?

Ершов только ласково улыбается.

— Может, и стиркой занимался? — не унимаются остряки.

Ершов молчит.

Я заметил, что, когда противник обрушивает на наши позиции сильный огонь, Ершов не теряется. И с минометом управляется, как человек бывалый.

А так, застенчивый и весь какой-то незаметный.

* * *

Вечер. В траншее забренчал телефон. Звонок из штаба дивизии:

— Послушайте, товарищ… У вас есть такой рядовой Демьян Ершов?

— Так точно, есть, — отвечаю я. — Рядовой Демьян Ершов сейчас на позиции.

— Немедленно направьте его в штаб.

Я чуть не ляпнул: «А зачем?» Благо вовремя спохватился и сказал: