Жаждущие престола

– Михайла. Что ж путем да дорогой люди знакомятся.

– Масейка, – позвал Иван, – еще кружку. Да вели сковороду яичницы спроворить. – Заметно, что он, и правда, радовался встрече с русским человеком.

Разговорились сначала осторожно, потом вольнее. Выпили, поели опрятно. Молчанов, человек военный и придворный, постепенно все у собеседника выведал.

Зовут полным именем: Болотников Иван Исаевич, крестьянин князя Андрея Андреевича Телятевского. Дом был не бедный, на хорошем счету. Тиун княжеский всегда выражал довольство. И вот беда пришла, напали ночью татары. Кто сопротивлялся, посекли насмерть. Остальным арканы на шею, окружили верхами и погнали через степь в Крым. По пути сгинули и отец, и мать, и сестренка. Треть, пожалуй, самые молодые и здоровые добрели до Крыма.

В Крыму всех пленников купили турецкие купцы. Сильных мужчин приковали цепью к скамье, стали они гребцами на галерах.

– Погляди на мои ладони, Михайлушка, на мои руки… Несколько лет я ворочал тяжеленное весло, на жаре, под плетью, почти без еды и воды… – жаловался Болотников Молчанову, вспоминая тяжкие годы, проведенные на галерах. – С тебя пот валит, кнут свистит, барабан бьет, чтоб все вместе весло подымали и опускали… Люди мёрли, как мухи… И сразу цепь с мертвеца отклепывают, на его место нового мученика, а покойника за борт, рыбам на обед… Как я выдержал – сам не знаю, молод еще был, здоров… И как-то вдруг спускается надсмотрщик, а с ним железных дел мастер. Отклепывают мою цепь и говорят: «Ступай наверх, на свободу». Я не поверил сперва: вылез на палубу, а сам плачу. Гляжу: там люди стоят в красивых плащах, в шапках с пером, в башмаках желтых. А то были венецейцы. Оказалось, какие-то богатые русские купцы выкупили своих родных из галерного плена. А заодно и меня как русского православного. Дали денег еще. «Поезжай, – говорят, – в Веденец-град, а по-другому: в Венецею. Там позаработаешь, а потом гляди, как хочешь». Пожил я в Венецее, одним веслом греб на лодках с кабинками. Возил господ в бархатных одеждах и ихних милых девиц по каналам, меж островов. А островов там сотни. Везде дворцы стоят изукрашенные да церкви латинские с высокими колокольнями. И гребцы вроде меня на длинных лодках господ возят и сладкие песни поют им для ободрения. Там я и жил несколько годов.

– Что ж не остался в том Веденце-граде? – с интересом спросил Молчанов. – Ведь сколько лет там прожил…

– Да вот услыхал как-то, что у нас на Руси творится… Нет, думаю, надо к дому грестись. Хоть помереть да похоронят в родной земле. Может, к князю-хозяину своему податься, к Телятевскому Андрею Андреичу. Если он токмо меня признает… Где он сейчас, не знаешь?

– Я слыхал, воеводой на Черниговщине.

– Ну вот, поеду к нему.

Пока Иван Болотников про свою судьбину рассказывал, почти усидели новые знакомцы корчагу.

И тут Молчанов сказал:

– А теперь послушай меня, Иван. И сильно не удивляйся. Не думай, что с тобой в игрища играют или пустые байки расталдыкивают. Перед тобою сидит в этой еврейской корчме не какой-то там Михаил, а… царь Димитрий Иванович, государь всея Руси.

Болотников вытаращил глаза и долго не говорил ни слова.

Пришлось Молчанову довольно подробно растолковывать совсем не глупому, но ошарашенному Болотникову, что крамольные заговорщики бояре хотели его убить. Однако преданные люди, дескать, помогли бежать. Михаилом назвался, чтобы убийцы, которых наверняка послал к польской границе Шуйский, о нем не услышали.

– Я своей властью назначаю тебя моим воеводой, даю тебе письмо к князю Шаховскому в Путивль, – продолжал Молчанов. – Обожди немного. Сейчас я подымусь к себе в каморку и письмо тебе принесу.

Молчанов зашел в комнату, где сложил свои вещи. Быстро скинул повседневную одежду. Растеребил суму, в которой лежал украденный во дворце расшитый золотом царский кафтан. Быстро надел его, прицепил к поясу саблю в золотых ножнах с самоцветами и важно предстал перед Болотниковым.

У того от священного ужаса и счастья подогнулись колени.

И тут же раздался вопль корчмаря, пораженного богатством, которое оказалось на его загадочном русском постояльце.

– Ты готов мне служить? – торжественно вопросил Молчанов. – Я могу на тебя положиться?

– Как же, великий государь! Да как на себя самого. А мне и жизни для тебя не жаль.

– Значит, отвезешь мое письмо князю Шаховскому. Он ненавидит Шуйского и соберет армию по всей Северской земле. Только объявишь, что ты мой воевода, и ратников у тебя будет, сколько пожелаешь.

– Государь, батюшка! А, может, мы бы вместе поехали к князю и начали собирать войска?

– У меня здесь еще много дел. С королем предстоят трудные переговоры. Надо дождаться, когда пан Мнишек с моей женой прибудут из Москвы. С ними, надо думать, приедет и князь Вишневецкий. И польские послы скоро освободятся от пленения подлеца Шуйского. Ну, другие дела. А ты, царский воевода Болотников, поднимешь народ моим именем. Увидишь – как тебя станут встречать, когда ты только скажешь: «Я от царя Димитрия Ивановича».

II