Ждать ли добрых вестей?

Прозвучало эдак по-деловому — ну, может, резковато. А надо-то было сказать: «Пожалуйста, прости меня, я тебя подвожу» — и так далее, но «ты — мне, я — тебе», компромиссы, дебаты и тянитолкаи партнерства ей, видимо, недоступны. Она чуть ли не всю жизнь занималась этим с Арчи, а теперь все то же самое со взрослым человеком? Нет уж. Патрик вовсе не расстраивается, но Луиза руку даст на отсечение — это только до поры до времени.

Надо было заехать за цветами. Показать, что ей это важно. И ей важно. Видимо, недостаточно.

— Я уже еду домой, — сказала она. — Прости.

— Ты разве не закончила еще? — кротко спросил он.

— Тут случились дела.

— Ты где? В Ливингстоне, да? Сидишь в машине перед домом этой женщины? Ты зациклилась, солнце.

— Нет, не зациклилась. — Она зациклилась, но елки-палки. — И ее зовут Элисон, а не «эта женщина».

— Прости. Он, между прочим, давно исчез. Не вернется твой Нидлер.

— Вернется. Спорим?

— Не люблю спорить.

— Еще как любишь, ты же ирландец. В общем, я скоро буду. Прости, — прибавила она, чтоб уж наверняка.

Они оба только и делают, что извиняются. Может, это и хорошо — воспитанные, значит, люди.

На несколько дюймов раздвинулись занавески, и появилось лицо Элисон Нидлер, бледное, бестелесное, а сигаретный дым аурой обнимал голову. Когда-то Элисон не курила при детях, когда-то она вообще не курила, жила себе нормально, работала на полставки помощницей администратора в Напьере, трое детей, муж, славный дом в Тринити, а не эта потертая каменная штукатурка и мусор в соседском саду. Не нормальная, конечно, жизнь — только прикидывалась нормальной. Обычной. Занавески сдвинулись, Элисон исчезла.

Луиза тревожилась — за Элисон Нидлер, за Джоанну Траппер. Джексон Броуди тревожился за пропавших девочек, хотел, чтоб они нашлись. А Луиза не хотела, чтоб они пропадали. Есть много способов пропасть — не обязательно без вести. И не обязательно прятаться — порой женщины пропадали на виду. Элисон Нидлер устраивалась как могла, исчезала в собственном браке, с каждым днем пропадала по чуть-чуть. Сестра Джексона дождливым вечером вышла из автобуса, ушла из жизни. Габриэлла Мейсон исчезла навеки однажды в солнечный день.

При мысли о Джексоне Броуди сердце виновато заерзало. Плохая Жена.

У дома Нидлеров полицейские больше не дежурили. Приезжала только Луиза — всякий раз как снег на голову, днем или ночью, пока участок М8 от Эдинбурга до Ливингстона не лег новой извилиной в мозгу. Медитативное такое занятие — присматривать за Элисон. Дэвид Нидлер однажды вернется. И тогда Луиза его поймает.

Она завела машину, и Элисон Нидлер опять возникла в окне. Луиза помахала, но Элисон не ответила.

Патрик заказал «банкет на четверых» в местном китайском ресторане. Они там уже заказывали несколько раз, и Луиза сочла, что еда сносная, однако сейчас, исчезая в дыре под длинным и довольно картофельным носом Бриджет, содержимое липких контейнеров из фольги выглядело отнюдь не соблазнительно.

Луиза по дороге так проголодалась, что едва не поддалась зову шотландских генов и не купила рыбу с картошкой, но один шаг через порог их дома («их дома», а не «ее дома») — и аппетита как не бывало.

— Простите, задержали, — сказала она новоиспеченным родственникам с порога.

Хорошо бы раздеться догола и постоять под горячим душем, но все уже расселись за столом, ее ждут. Она как бунтующий подросток — волочится нога за ногу, опаздывает. Вот, наверное, каково Арчи. Внутри что-то сжалось — хоть бы сын был здесь, хоть бы обнять его и не отпускать. Не такого, какой он сейчас, а такого, каким был. Маленький ее сынок.

Патрик налил красного вина, протянул ей бокал. Сидит король в Данфермлине, кровавое пьет он вино. Красное вино с китайской едой не сочетается — невежливо будет сходить в кухню и взять пиво из холодильника? (Самоочевидный ответ: «Да».) Патрик налил вина себе, чокнулся с Луизой, улыбнулся:

— Добро пожаловать домой.

Она уже видела дно в своем бокале.

Бриджет потыкала палочками в кисло-сладкую курицу и опасливо откусила. Еда лишилась всякой прелести, потому что Патрик разложил ее по тарелкам веджвудского фарфора, с которого ели у него на свадьбе. На первой свадьбе, с Самантой. С первой миссис де Уинтер, его Последней Герцогиней.

Бриджет, вероятно, только и делала, что ела с веджвудского фарфора. Вкусную домашнюю еду, поставляемую Самантой, которая только и думала, что о счастье Патрика. («И вовсе нет, — говорил Патрик. — Сэм была анестезиологом. Работала не меньше моего».)