– Когда ты рвал Дневник в квартире Прайсов, то не заметил ее, ведь уничтожил только исписанные в начале, не тронув все пустые. Сбывается только то, что написано в Дневнике. И вот… кое-что осталось. Она хотела, чтобы в конце концов, если не сможет справиться со своими тревогами и по какому-то помешательству исчезнет из этого мира, ты сохранил свою доброту и был счастливым. Поэтому она пропустила все чистые листы и занесла свое самое главное желание на последней странице. Можно сказать, это своего рода завещание от
– Не может быть… Это всё точно не сон?
– Нет. Держи. – В мои руки наконец попал Дневник, точнее то, что от него осталось. – Я позволяю тебе написать в него всё, что захочешь. Это твоя награда за то, что ты подарил мне… и последнее желание твоей любви.
Плакать уже жидкости не хватало в организме, а так хотелось снова разреветься! На сей раз от радости.
– Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо. Спасибо!
Я тут же взял волшебное перо и начал переписывать историю. Самое основное – вернуться в февраль две тысячи четырнадцатого года. Далее: я с Мирай никогда не встречался, ее никогда не донимали ужасы социума и сама она социально адаптирована, с подругами и уверенным взглядом в будущее, плюс никаких проблем у ее родителей. Ну а что касается меня… Я ничего не поменял в себе. Единственное только – полное сохранение памяти. Чтобы все мои мытарства не прошли зря. На этом и закончил.
– Всё. Молодец.
Вдруг Он, по-родительски гордо улыбнувшись, протянул мне свою руку. Я краткий миг глядел на нее с благоговением и смиренным любопытством, однако чуть погодя твердо пожал ее. Она была настоящая, осязаемая, теплая. По телу пробежали мурашки, уголки рта невольно приподнялись, и взгляд поймал его глубокие, одухотворенные, полные удовлетворения глаза.
– Напоследок скажу, что ты не спал
– Ага. Теперь всё ясно. – Из меня неожиданно вышел нервический смешок. – Люди так тянутся к звездам, мечтают быть ими, сиять не менее ярко… И в погоне за этим желанием они упускают простую истину: звезды умирают от своей мощи, у них есть предел, хоть они и живут во Вселенной, однако, бесконечной. Ты, что стоишь выше всех звезд и самого космоса, спустился ко мне, к глупому маленькому человеку, который всё время пытался спасти свою жизнь, невзирая на силу, способную размозжить меня одной мыслью. Иронично, что, даже понимая это, я всё равно буду продолжать бороться. Бороться против Тебя и для себя. Потому что таков мой удел. И если каждый попробует убедить себя в этом, то и скорость света будет возможно преодолеть, и Тебя.
– Прямо-таки эпиграф к человеческому упрямству. Восхитительно.
– И когда же я вернусь в прежнюю реальность,
– Ты готов?
– Прямо сейчас. Пожалуйста.
– Как скажешь.
Бог воздел руку и приготовился щелкнуть пальцами.
Внутри меня заклокотало радостное волнение. Неужели я и вправду вернусь домой? Вернусь в две тысячи четырнадцатый?..
Осталось всего несколько секунд, чтобы узнать наверняка. Пять, четыре, три, две, одна… Щелк.
Часть четвертая
Эпилог
Глава последняя
Мираж былой любви: фатализм и вечность
Утро я встретил в своей постели. На часах было семь, звенел будильник. Выключив его, я протер глаза и осмотрелся. В залитой косыми лучами восходящего солнца мальчишеской комнате больше не было отаку-вещей. Всё, как в две тысячи четырнадцатом году. «Точно. Мне же снова шестнадцать. – Проверив телефон, я убедился в том, что и Адам, и Гарри живы. И Мирай… – Ну конечно же! Это все-таки был не сон!»
– Рэй, ты уже встал? – донесся с кухни сладкий голос мамы. – Я приготовила тебе завтрак. Подъем!
«Мама… ты дома! Ты снова рядом!»
Я вскочил с постели и как оголтелый побежал на кухню.
– Мама! Доброе утро, мамочка!
Я накинулся на нее и заключил в объятия.
– Доброе утро, сынок. Что это с тобой? Сегодня что, День матери?
– Нет, просто я счастлив снова видеть твое лицо перед собой! Я люблю тебя, мама!
Она была настолько тронута столь неожиданным признанием, что прослезилась.
– Батюшки, Рэй, как же давно я не слышала от тебя таких теплых слов! Я тоже тебя люблю!
– Что за шум, а драки нет? – В комнату вошел отец. – Мейлин, что происходит?