Жди меня, когда небо окрасится в розовый

– Забейте. Случайно добавил это слово. Короче говоря, на нашем языке, дочь вашей будущей жены – цундэрэ[35]. И не просто цундэрэ, а чуть ли не гребаная машина для убийств, ведь вы знаете, как она владеет огнестрельным оружием, к тому же, я уверен, и дерется не хуже уличных хулиганов.

– Это ты верно подметил.

– Да?

Лицо Роберта резко приняло суровый оттенок.

– Мы с ней дрались время от времени, когда я только появился в ее семье, – безотрадно скинули его губы. – Из-за нее я повредил правое плечо и теперь худо рукой работаю. Поднимаю через силу.

– Вот как. – Я опустил голову. – Ну, хорошо, что хоть поднимать можете. Окадзаки Томойе тут повезло меньше, чем вам.

– Что еще за хрен?

– Да так, друг детства…

– Иностранец, что ли?

– Японец. Мы ушли от темы…

– Да, извини. Ну, в общем, с того дня, когда мое плечо пострадало, мы с Мирай не деремся. Я сам больше не мог, поэтому старался быть сдержаннее в общении с ней. Терпел ее замечания, колкости и даже ее излюбленное «умри», которое она некогда вставляла каждый раз, когда я приветствовал ее по возращении из школы.

– Жестоко это всё, конечно…

Мне почему-то стало очень обидно. Настолько, что я ударил по столу.

– Я знаю, как тяжело ей пришлось, Рэй, – сказал Милликен. – Знаю, как она мучилась после гибели отца. И знаю, как ей тяжело сейчас. Чего греха таить, она немой становится, стоит только о школе спросить. Явно же что-то не так! Причем это не только для меня тайна, но и для Маргарет. Мирай постоянно либо уходит от разговора, либо меняет тему, когда речь заходит о ее учебе и прочем. Ну, оценки у нее вполне неплохие. Я бы даже сказал, хорошие. Было время, у нее всё проседало сильно. Получала даже «F»[36] иногда, прогуливала занятия… Это давненько было, год уж миновал с тех пор. У нас однажды вышел серьезный разговор на эту тему. Помню, наговорила Маргарет ей какую-то тираду, Мирай расплакалась и сквозь слезы закричала: «Я уже всё решила, снова возьмусь за учебу! Толку от этого всего всё равно никакого!» А чего она пыталась этим добиться – бог ее знает.

– Вау, это интересно, – только и проговорил я. О большем сказать не имел права. Я знал о ее похождениях в школе, но рассказать о них ее отчиму мне было не под силу.

– Может, ты спросишь? Она тебе, гляжу, куда больше доверяет. Эх. Все-таки переживаю я за нее, хоть по мне и не скажешь.

– Я… спрошу. – Пустое обещание, которое я не выполню.

– Спасибо.

Над нами нависло молчание. До уха долетал скрежет струн Кита Ричардса, пока я неловко попивал сок, а Роберт задумчиво всматривался в одну точку на полу. Вдруг он развеял безмолвие неожиданной вестью:

– Я еще не говорил Мирай, но мы с ее мамой планируем пожениться этим летом. Вот, в последнее время размышляю, как бы нам это всё ей преподнести.

– Серьезно? Все-таки женитесь?

– Ага. Обещаю быть хорошим отцом. И будь уверен, Рэй, Ми́ра меня еще полюбит, уж я-то постараюсь!

«Мира? Он так Мирай зовет?.. Ласковый вариант от оригинала, но ее так даже мама не называет…»

– Надеюсь. Вы и вправду неплохой человек. Верю, что у вас всё будет хорошо.

Роберт весь засиял от сказанных слов. Право, если бы он сидел бок о бок со мной, по-любому бы потрепал по плечу или похлопал по спине.

– Этакий ты хороший пацан! – ответил он так, будто бы ждал похвалы от меня весь разговор. – Небось, уже соскучился по своей любимой?

– Есть такое.

– Ну, беги тогда, не задерживаю больше.

– Да, благодарю за беседу, – промолвил я, вставая из-за стола. Делать комплимент еде не стал, ибо предпочитал правду, которую постеснялся высказать, особенно после такого откровенного диалога.

Он вновь щелкнул пальцами и ощерился во все зубы. А я вышел из кухни и прошел в комнату своей возлюбленной.

Она сидела на кровати, подперев ноги к груди, задумчивая. По блеклому лицу было видно, что ей отчего-то грустно.

– Хэй, Мирай, чего нос повесила? – задорно обратился я.

– Роб опять музыку слушает… – раздраженно буркнула она в ответ.

– Тебе не нравится рок шестидесятых?

Мирай фыркнула и беспристрастно сказала:

– Да нет, музыка мне нравится. Благо, у Роберта с музыкальным вкусом всё хорошо. Просто он не разрешает мне включать свою музыку так же громко. Ему она, видишь ли, не нравится. Ну и ладно, пусть слушает свой гребаный серф-рок.

– Тише, – деловито пролепетал я, – ты можешь включать свой плейлист, когда его не бывает дома.

– Могу, но когда это «когда его не бывает дома»? Он дни напролет задницу тут просиживает.

– Когда он уходит в магазин, например. Ну, за алкоголем или сигаретами.

– Когда он желает пойти в магазин, туда обычно отправляюсь я по его приказу. Только иногда, если себя неважно чувствую, я посылаю его куда подальше. Тогда он идет сам, но мне в такие моменты не до музыки.

– Понятно. Хочу сказать, что он не такой уж и ужасный человек. Да, немного быдловат, но о серьезных вещах потолковать с ним можно.