Ждите, я приду. Да не прощен будет

На зов Таргутай-Кирилтуха не отзывался ни один нойон.

На четвёртый день приехал Даритай-отчегин.

Его встретили далеко от куреня, высланные для того нукеры проводили к ханскому холму.

Даритай-отчегин, опасливо озираясь, слез с коня, пошагал несмело к ханской юрте. Снег скрипел под гутулами. Он увидел подле юрты Таргутай-Кирилтуха костры, висящие над ними котлы, и озабоченное лицо просветлело. Шаг стал твёрже.

У порога юрты гостя встретил нойон. Ступил навстречу.

Пира не было. Был разговор, которого Даритай-отчегин не ждал.

А ещё через несколько дней Таргутай-Кирилтух и Даритай-отчегин с полсотней нукеров отправились в земли кереитов к Темучину.

Это было такой неожиданностью, что курень притих в тревожном ожидании. Даже собаки у юрт взлаивали с осторожностью, и в этом лае слышалось: чего брехать, лучше помолчать, отойти в сторону, прилечь незаметно, укрыть голову хвостом, а то как бы по ней не рубанули, да ещё и до смерти.

5

Перед отъездом Таргутай-Кирилтуха в юрту к нему пришёл старик Курундай. Давно его не видели в курене, а вот на тебе — объявился. Несмело отодвинул полог, вошёл в юрту, стал у порога.

Таргутай-Кирилтух с удивлением взглянул на него.

— Нойон, — сказал старик, щурясь на огонь очага, — в степи неспокойно. Всякое может случиться. Я провожу тебя к кереитам тайными тропами.

Закашлял в кулак.

Таргутай-Кирилтух смотрел на старика и думал, что всё так и есть, как он говорит: и в степи неспокойно, и полсотни нукеров, что он брал с собой, — невеликая защита.

Курундай неловко переминался с ноги на ногу у порога. С гуту лов на войлоки, застилавшие юрту, сползали ошметья талого снега.

— Хорошо, хорошо, — заторопился трусливый Даритай-отчегин, — бережёного Великое небо бережёт.

Согласившись ехать с Таргутай-Кирилтухом к сыну Оелун, он боялся и дороги, да и самой встречи с Темучином. Обещание Курундая провести их тайными тропами обрадовало его.

— Хорошо, хорошо, — повторил он, у очага натягивая на узкие плечи толстую волчью доху.

Таргутай-Кирилтух кивнул Курундаю:

— Ладно.

Известно было, что лучше старого охотника степь не знал никто.

Когда нойоны вышли из юрты, Курундай сидел на крепенькой низкорослой мохноногой лошадёнке.

День был ясный, и, хотя солнце едва поднялось над окоёмом, видно было далеко окрест. У подножия ханского холма над юртами куреня отвесно вздымались белые столбы дымов.

Было безветренно и морозно.

Курундай поддёрнул поводья и вывел свою небойкую лошадёнку во главу отряда.

Вскинул плеть, указал кнутовищем на далёкие холмы.

— Пойдём вот так, снег крепкий, кони пройдут легко.

Путь, указанный им, лежал далеко в стороне от дороги, тёмной полосой уходившей от куреня в степь.

Льдистый наст на снегу и впрямь был твёрд, и кони, не проламывая его, пошли хорошим шагом.

Отряд растянулся длинной пёстрой лентой.

Таргутай-Кирилтух, пряча лицо в высокий воротник, не смотрел на степь. Жеребец под ним привычно и мерно покачивался в шаге, нойон угрелся в седле, и мысли его были далеки и от дороги, и от скакавших бок о бок всадников. Он слышал, как пофыркивала кобылица Даритай-отчегина, шедшая стремя в стремя с его жеребцом, различал голоса нукеров, понукавших коней, но всё это проходило мимо сознания, занятого одним: как он встретится с Темучином? Это и только это занимало его.

То, что на его зов откликнулся один Даритай-отчегин, обескуражило Таргутай-Кирилтуха. При всей отчаянности своего положения в улусе он полагал, что слово его имеет вес, но это оказалось не так. Тогда что же он мог предложить Темучину? Свою повинную голову. А для чего она ему? Было над чем подумать нойону. Мысли были нелёгкими.

Таргутай-Кирилтух глубже и глубже прятал лицо в мех воротника, беспокоясь, как бы скакавший рядом Даритай-отчегин не заметил и тени сомнения. Не хотел он выказывать растерянности. Думал Таргутай-Кирилтух и о том, что другого — кроме покаянной поездки к Темучину — у него нет. Сегодня нойоны не приехали на зов, а завтра одному из них покажется, что этого мало, и кто-то обязательно придёт в курень дограбить оставшееся. Только Темучин мог его защитить. Таргутай-Кирилтух из косматого воротника недружелюбно покосился на Даритай-отчегина.

Тот скакал, бросив поводья. Лицо раскраснелось от жёстко подувавшего по степи злого ветерка и казалось спокойным.

«Хорошо, — думал Таргутай-Кирилтух, — что этот поехал со мной. Всё же не один я объявлюсь у Темучина».

И отвернулся, сгорбился в седле.

Спокойствие, которое прочёл на лице Даритай-отчегина Таргутай-Кирилтух, было внешним. И у этого нойона в душе копилась тревога.

Он согласился ехать с Таргутай-Кирилтухом к Темучину, подумав, что они первыми из нойонов племени тайчиутов поклонятся сыну Оелун, признав его власть, и тем заслужат милость. Однако Даритай-отчегин не знал, что возьмёт верх в душе Темучина: обиды за нанесённые роду страдания или удовлетворит мысль, что два нойона уже признали его власть над собой? Что ляжет на весы более тяжким грузом и какой чаше взлететь вверх, а какой опуститься? От этого зависело их будущее. Беспокойные мысли озаботили нойона, хотя он и не подавал вида.