За все это время отыскала единственную подсказку, единственный ключик — одинокую золотую монету. Она лежала в ящичке для сигар на верхней полке шкафа в одной из пустых спален на втором этаже дома вместе с несколькими камешками необычной формы, крошечным магнитом в виде подковы, кнопками и пластмассовым динозавром. Увесистая монета, похожая на старинный золотой дублон, сильно потертая, хотя это, скорее всего, какой-то детский сувенир.
Она ее все-таки забрала, спрятала в чемодан и вспомнила о ней, впервые увидев банковскую квитанцию. Четыре миллиона триста тысяч долларов. Люси на мгновение по-детски представила сундуки, полные таких золотых монет.
Понятно, конечно, что отчасти решение продиктовано алчностью. Но вдобавок она его любит. Любит быть с ним, любит легкие и дразнящие братские отношения, ощущение, что их двое — они вдвоем, и больше никого, в своей собственной стране, с собственным языком, будто знали друг друга в другой жизни, как говорит ей Джордж Орсон, — кажется, можно даже какое-то время побыть Брук Фремден, если он будет Дэвидом…
Даже забавно.
Тайная совместная авантюра. Глубоко личная история, известная только им. Будут сидеть на званом обеде, например в Марокко, кто-нибудь спросит, как они познакомились, и они обменяются тайными взглядами.
Было почти половина четвертого, когда он, наконец, вышел из студии. Люси сидела в гостиной в кресле с высокой спинкой, накрытом брезентом, снова глядя в свидетельство о рождении Брук Фремден.
Внизу от руки нацарапано:
«Удостоверяю, что сведения, указанные в данном свидетельстве, верны, насколько мне известно». Это отец.
«Удостоверяю, что поименованный выше ребенок рожден живым в указанном выше месте, в указанный день и время». Это врач — Альберт Герби, доктор медицины.
А когда она подняла глаза, Джордж Орсон стоял на пороге. Волосы взъерошены пальцами и стоят дыбом, вид такой, будто он слишком долго корпел над научными формулами или колонками цифр: выражение напряженное и в то же время рассеянное, словно он удивился, увидев ее.
— Мне надо съездить за покупками, — сказал он. — Нам кое-что понадобится.
— Ладно, — сказала она, и он чуть успокоился.
— Постараюсь купить что-то, в чем ты будешь выглядеть моложе, — сказал он. — Розовое? Платье для девочки?
Она скептически взглянула на него:
— Может, мне лучше поехать с тобой?
Но он энергично затряс головой:
— Неудачная мысль. Нельзя, чтобы нас вместе видели в городе. Особенно сейчас.
— Ладно, — сказала она, и он взглянул на нее с благодарностью, натягивая бейсболку, как всегда при поездках. Видимо, благодарен, что не стала спорить, — дотронулся до ее руки, рассеянно пробежался по костяшкам пальцами. Она нерешительно улыбнулась ему.
Дверь в студию осталась незапертой.
Люси стояла в дверях дома, глядя, как старый пикап поворачивает на окружное шоссе, уходящее от мотеля; небо покрыто слоями бледно-серых кучевых облаков; руки скрещены на груди, пока пикап поднимается на холм и исчезает из виду.
Еще даже не повернувшись в дверях, знала, что пойдет прямо в студию, и фактически даже ускорила шаг. С самого приезда запертая студия стала яблоком раздора. Его
Но когда встал вопрос, он только передернул плечами. «Каждому необходима отдельная частная ниша, — сказал он. — Даже столь близким людям, как мы. Не считаешь?»
И Люси закатила глаза. «Не пойму, почему это так важно, — сказала она. — Ты что там, порно просматриваешь?»
«Не будь смешной, — сказал Джордж Орсон. — Таково условие отношений между взрослыми людьми. Каждому отводится личное пространство».
«Я только хочу проверить свою электронную почту», — сказала она, хотя некому присылать ей сообщения, о чем ему, естественно, известно.
«Пожалуйста, Люси, — сказал он. — Дай мне еще несколько дней. Я куплю тебе компьютер, будешь переписываться сколько душе угодно. Только еще чуть-чуть потерпи».
Она не ожидала увидеть в студии такой кавардак. Совсем не похоже на Джорджа Орсона, который аккуратно складывает одежду, повсюду наводит порядок, терпеть не может разбросанных вещей и грязных тарелок в раковине.
С такой стороны она никогда не видела Джорджа Орсона и теперь в нерешительности стояла на пороге. Ощущение хаоса, лихорадочной паники. В любом случае нет сомнений, что он провел здесь бесконечные часы не в праздности. Работал, как и утверждал.