— Понимаю, — сказала она и кивнула, снова глядя на бардачок. За окном виднеется гора, похожая на вулкан или на гигантскую воронку.
— Видишь там, впереди? — сказал Джордж Орсон — Дэвид Фремден. — Чимни-Рок. Национальный исторический памятник.
— Да, — сказала Брук.
Дико снова быть дочерью. Даже ненастоящей. Прошло много времени с тех пор, как она вспоминала настоящего родного отца, долгие месяцы сознательно подавляла воспоминания, огораживала стенами и ширмами, заталкивала вглубь, если они угрожали материализоваться в повседневных мыслях.
Но когда произнесла слово «папа», с ними стало труднее справляться. Отец всплыл перед мысленным взором, как джинн из откупоренной бутылки, — доброе честное круглое лицо, могучие плечи и лысая голова. Кажется, никогда в жизни на нее не сердился и не огорчался, и хоть она не верит в духов и в загробную жизнь, хоть не верит, в отличие от Патрисии, будто покойные родители витают над ними, как ангелы…
…однако внутри что-то дрогнуло, когда она назвала Джорджа Орсона «папой». Легкий укол вины, словно отец услышал, что она предала его, и впервые после смерти склонился над ней, ощутимый, не сердитый, но как бы обиженный, и ей стало стыдно.
Видно, она по-настоящему его любила.
Знала это, но не позволяла себе так думать, поэтому признание оказалось неожиданным.
Отец присутствовал в доме как-то незаметно, не особо высказывал свое мнение о воспитании дочек, хотя Люси уверена, что по характеру она больше похожа на него, чем на мать. Он был скрытный, как Люси, с тем же циничным юмором; помнится, как они вместе тайком бегали на фильмы ужасов, запрещенные матерью — Патрисии снились кошмары даже от масок на Хеллоуин, даже от киноафиш, не говоря уже о самих фильмах.
А Люси не боялась. Они с отцом смотрели те фильмы не для того, чтобы трястись от страха. Фильмы ужасов на удивление расслабляли, для отца и для Люси это было нечто вроде музыки, которая удостоверяет их отношение к миру. Они это понимали, и Люси никогда не пугалась по-настоящему. Время от времени, когда выскакивало чудовище или убийца, хватала отца за руку, прижималась к нему, и они переглядывались. Улыбались друг другу.
Понимали друг друга.
Все это вернулось, вспомнилось, пока они с Джорджем Орсоном ехали, не говоря ни слова, и она прижималась щекой к стеклу, глядя, как с поля взлетают птицы, сбиваются в стаю, мчатся мимо. Мысли не четко формируются в голове, но летят быстро, скапливаются, уплотняются.
— О чем думаешь? — спросил Джордж Орсон, и, когда он заговорил, ее мысли рассыпались, распались на фрагменты воспоминаний, как птицы, отделившиеся от стаи и вновь превратившиеся в отдельных птиц. — Вижу, глубоко задумалась, — сказал Джордж Орсон.
Сказал папа.
И Люси пожала плечами.
— Не знаю, — сказала она. — По-моему, просто побаиваюсь.
— Ах, — сказал он. Снова перевел взгляд на дорогу, легонько ткнув указательным пальцем в дужку темных очков на переносице. — Абсолютно естественно.
Протянул руку, похлопал ее по бедру, и она приняла легкий жест, хоть не знала, чья это рука — Джорджа Орсона или Дэвида Фремдена.
— Поначалу трудно, — сказал он. — Надо переключиться. Надо пережить этот шок. Привыкаешь к одному образу, к одной личности — при переходе возникает некий когнитивный диссонанс. Точно знаю, о чем говорю.
Он провел ладонью по рулевому колесу, словно формируя его, вылепляя из глины.
— Страх и тревога! — сказал он. — Сколько раз я испытывал это! Знаешь, особенно трудно впервые, особенно потому, что ты столько вложил в свою личность. Растешь, представляя себя
Он вздохнул и даже опечалился, возможно вспоминая покойную мать, утонувшего брата, какое-то давнее семейное плавание в надувной лодке, когда в озере еще было полно воды.
Или нет.
Внезапно стало ясно.
Что говорил Джордж Орсон? «Я побывал разными людьми. Десятками».
Она уже долго находится в другой вселенной, плывет за Джорджем Орсоном, как в трансе. И вдруг на пути к далекой почтовой конторе очнулась. Встрепенулась, воспрянула — все расставилось по местам.
Не было у него никакого брата-близнеца.
Вырос он не в Небраске. Никогда не учился в Йельском университете. Сплошное вранье.
— Боже, — сказала она, тряхнув головой. — Какая я дура.
Он взглянул на нее внимательно, с любовью.
— Нет-нет, — сказал он. — Ты не дура, детка. В чем дело?
— Просто я кое-что поняла, — сказала Люси, глядя на его руку, лежавшую, по обыкновению, у нее на бедре. Всегда узнает эту руку, потому что держала ее, подносила к губам, ощупывала ладонь кончиками пальцев. — Тына самом деле не Джордж Орсон, правда? — сказала она и…
Он не шевельнулся. Все так же вел машину. В тех же темных очках, в которых отражались дорога и катящийся горизонт, тот же самый мужчина, которого она знала.
— На самом деле, — сказала она, — ты не Джордж Орсон.
— Нет, — сказал он.