А у меня, скрипя шарнирами, как коленки вовычевых лат, ворочались в голове куски мозаики, и пейзаж получался красивый, но безрадостный. Озеро, твари, Молин. Оранжерея, тварь, Молин. Нападавшим почистили память. Филигранно, сказал Вениан. А Вовыч сказал «шаманит». И делает это так, что никто не заметил, значит или слишком слабая, или очень… искусная.
— Это все ты… — не веря самой себе, проговорила я, наблюдая, как тошнотворного цвета дымка змейкой ползет по краю платью баронессы и ластится к ее рукам.
— Я, — улыбнулась Молин, ловя мерзкое щупальце пальцами аккуратно, как тонкий молодой росток.
— Зачем?
— Глупенькая простушка Мари-Энн… Нужно было сидеть в Мезерере и не лезь во взрослые игры. Тебя не должно было быть в списке, тебя должны были вычеркнуть сразу же, как дон Стерж подписал с дон Виктом брачное соглашение, но Вениан… Ему всегда нравились яркие дерзкие девицы, как Карамель, как ты. Это не личное, просто ты мне помешала тем, что была в этом дурацком списке впереди меня. Ты не должна была выжить. Все очень удивились, когда ты вдруг очнулась. Дор Лий и правда чрезвычайно силен. Найти зеркало! Потрясающе. Лишь такой как он, мог это сделать. Но он не знал, что магистр Ррозу учил не только его.
— Ты — маг! — я смотрела на преобразившуюся девушку во все глаза.
— Это все очень мило, но в мои планы не входила ни эта беседа, ни зрители, — вежливо улыбаясь, продолжала она ровным доброжелательным тоном. — Я, конечно же и исключительно в честь нашей дружбы, могла бы позволить уйти вам, княжна, и вашему рыцарю, но…
Она меня провела! Заговорила зубы! И когда Молин резко выбросила вперед руку со скрюченными как птичья лапа пальцами, первым среагировал Вовыч, не церемонясь, отшвыривая мою замершую тушку в сторону. Возникший в его руках из ниоткуда монструозный меч со страшным гулом рассек воздух и увяз в ледяной сети, ежом вспухшей там, где только что была моя голова.
Я упала на колени, больно ссадив ладони и локти о камни дорожки, завозилась в подоле, пытаясь встать, но не успела. Пространство тошнотворно выгнулось и, раззявив глотку, выплюнуло тварь. И белой и пушистой она не была…
— Я в домике! — заполошно выпалила я, выставив руки перед собой, и голая красная шея склизкого змееподобного монстра, оборудованного внушительным набором зубов и когтей, украсилась оконной рамой с желтыми лентами утеплителя. Стекло брызнуло фонтаном.
Пока морда оглушенно мотала башкой, избавляясь от нежданной обновки, я задом отползла в кустики и предпочла бы там и остаться, но бросать Вовыча наедине с этой ведьмой, хоть он и может в любой момент покинуть экстрим-вечеринку, было не по-братски.
— Я все могу, все могу… Только дайте определиться… — но пожелать чего-то путного в такой нервной обстановке было сложно. — Если очень захотеть, можно… можно…
Снова «кедаврой» шваркнуть? Но что-то подсказывало — не выйдет. Разрыв наливался чернотой и пульсировал, собираясь разродиться очередным монстром. Вовыча на всех не хватит, он и так от летящего колдунства едва отмахиваться успевает, а я… А у меня даже щетки нет.
— Я не гений, это выше моих человеческих сил, — пробормотала я, потому что тварей стало две, а Вовыч вдруг замер, пошатнулся, латы проросли длинными ледяными иглами и лопнули. Глухо шлепнулся на горку льда и снега ржавый двуручник, замигал и пропал. И остались мы с девочками одни. Так себе девичник…
— Анатоль тебя отловит, — пригрозила я, поднимаясь на дрожащие ноги. Твари скребли когтями, но без команды дон Шер не нападали.
— Не успеет, — азартно улыбнулась Молин.
Я сделала единственное, что могла — бросилась бежать. Жаль, направление неудачно выбрала. В спину уже что-то летело. Я пригнулась, пропустив страшное над головой, пробуксовала по острой ледяной крошке и снова рухнула. Прямо туда, куда горкой осыпался верный рыцарь. Ободранное запястье окрасилось красным, из разворошенной моим падение кучи льда и снега выкатилась чудом уцелевшая латная рукавица. Что-то мне это напоминало… Я потянулась, сунула в нее руку, примеряя. В Вовычевой перчатке сразу стало скользко от сочащеся из порезов крови. Я села. Сжала и разжала металлические пальцы, сочленения хрустнули, пылью осыпалась ржавчина, старый серый металл радостно, как новенький, заблестел, на тыльной стороне перчатки проступал знакомый всему миру (моему миру!) набор из шести разноцветных камней. Я подняла глаза.
Молин стояла передо мной с выражением брезгливой жалости на лице, как хозяйка увидевшая в своей идеальной кладовой облезлую мышь.
— Скажешь что-нибудь? — спросила она, держа руки на склизких загривках тварей, достающих ей до пояса, а сидящей мне и вовсе по макушку.
— Я — сама неотвратимость, — злорадно улыбнувшись, произнесла я, подняла руку и щелкнула пальцами[6]
.На мгновение меня ослепило, а когда я открыла глаза, черная пыль, в которую превратилась дон Шер и ее собачки, развеялась, осталась только я и тающий след от дыры в Ничто. Я мстительно пульнула в марево перчаткой. Дыра окончательно схлопнулась, поглотив мой трофей.