Желая дракона

Вернее, я никогда не встречал драконицы, которую счел бы достаточно убедительной, чтобы связать себя с ней до конца своих дней. Для моего вида наша жизнь длится века.

…Это одна из причин, по которой нас предупреждают держаться подальше от людей. Когда я был птенцом, я вырос на историях о драконах, которым посчастливилось позволить человеку прикоснуться к ним. Когда человек вступил в контакт, драконы тоже изменились в человеческие формы и оказались в ловушке, чтобы жить так же невероятно короткое существование, как их пара.

Мои брови покрываются чешуей, когда я хмурюсь. Возможно, нам всем лгали. Возможно, старейшины ошибаются. В конце концов, кто из них когда-либо был связан с человеком? Никто. И теперь я держу этого человека в своих руках, она вцепилась в меня когтями, ради небесных драконов, и я не связан с ней.

Я осторожно кладу коготь ей под подбородок. Когда она отказывается поднять ко мне голову, я ухмыляюсь и немного надавливаю, пока она не шипит, и ее нос поднимется, показывая мне ее лицо, сверкающие огненно-пряные глаза.

От новой вспышки узнавания у меня слабеют мускулы шеи. Моя морда опускается до уровня ее, и я смотрю в ее очаровательный взгляд ближе, чем когда-либо осмеливался прежде. Я преследовал этого человека, пока меня не поймали и не наказали.

Я скучал по ней.

Конечно, облегчение от воссоединения немного одностороннее, потому что она, казалось, никогда не осознавала, что я следил за ней. Смотрел на нее. Уловил ее запах и следовал за ней. Ел кроликов, которых она выпустила для меня.

«Нам сказали, что жители Северных равнин не едят кроликов. Так что она, вероятно, опустошала ловушки, которые поймали не тот тип добычи, просто не зная, что я был здесь, и, как всегда, удивлен, что она меня кормит».

Они были вкусными.

Она, вероятно, была не старше меня — мой человек, а не кроличья еда, — и я подумал, не ускользнула ли она от своего стада, чтобы исследовать так же, как я ускользнул от бдительных глаз моих хозяев гнезда.

Хозяева гнезда — это старшие драконы, которые достаточно терпимо относятся к детенышам, чтобы стать их учителями. Мой главный хозяин гнезда учил всех моих товарищей по гнезду, целую группу из нас, и поскольку этот дракон был старше Божьего мха, я мог ускользать чаще, чем мне приходилось оставаться и присматривать за ним.

И я ускользал. Я бродил по равнинам, представляя себя черным львом с оборчатым гребнем, а не с косматой гривой. Я ловил мышей, преследовал буйволов — а затем буйволы преследовали меня, потому что я был меньше, чем думал, и мои костры еще не отвечали на мой зов.

Это было прекрасное время.

Я бы никогда не обнаружил этого человека, если бы не услышал ее смех. Летом трава на равнинах становится такой высокой, что человек может почти спрятаться. Ребенок, конечно, может. И эта была скрыта с неба, но я услышал ее булькающий смех и наклонился, чтобы посмотреть.

Казалось, она прыгает, поет и развлекается сама с собой. Прижавшись горлом к земле, я попытался притвориться, что я всего лишь темный смельчак, и наблюдал за ней, пока солнце почти не село. Когда она отправилась домой, я последовал за ней так далеко, как, по моему мнению, мог, не попав в плен к ее племени. И на следующий день, и на следующий, я снова находил ее играющей в траве в одиночестве, и, обладая способностью хищника прятаться на виду, я наблюдал за ней снова и снова.

Я остановился только тогда, когда меня вынудили. Мой дракон и дракайна (мой отец и мать) пришли в ужас, узнав, как близко я подошел к человеку.

— Разве не странно, что ты потом нашла меня все эти солнца и луны позже? — громко я бормочу. — Я был уверен, что ты не знала, что я был там. Почему ты искала мою компанию?

Глаза цвета нагретой солнцем скалы встречаются с моими и скользят ко рту. Туда, где кончики моих зубов не покрыты чешуей на губах.

Я поднимаю голову.

— Почему у меня такое чувство, что ты не понимаешь ни единого сказанного мной слова?

Ее взгляд снова возвращается ко мне, а затем она снова смотрит на мой рот. Ее грудь поднимается и опускается, и я сосредотачиваюсь на том, как расширяется ее нос, обрамленный двумя маленькими, почти прозрачными перепонками. Я слышал, что у людей наихудшее чувство — обоняние, а также зрение и слух. Интересно, верно ли это в отношении этого человека.

Ее глаза метнулись в сторону. В мгновение ока я чувствую, что она готовится сбежать от меня. Она напрягается — ее намерения очень ясны, хотя, кажется, этого не осознает.

«Ты, должно быть, еще очень юна. Из тебя получится ужасный охотник».

Когда она уворачивается от моего когтя на большом пальце и пытается убежать, я готов. Я просто хлопаю по ней сложенными лапами, прижимая ее к полу пещеры.

Она визжит, и я чувствую давление на мой большой палец.

Она пытается меня укусить?