Поль почувствовал себя довольно глупо. Растрезвонить о своем открытии было точно не лучшей мыслью, но ничто другое не пришло ему в голову. А с эгоистичной точки зрения ему необходимо было выговориться.
– Хуже всего, на мой взгляд, было то, как отреагировал Сезар, когда прочел название документа через мое плечо.
Люси встрепенулась:
– Ты что, позволил Сезару прочесть? Поверить не могу! Что именно он сказал?
– Успокойся! Я был так ошарашен, что не заметил, как он вошел в кабинет. Он сказал, что давно догадывался, или что-то в этом роде.
– И ты не спросил его почему? – продолжил допытываться Эстебан, взбудораженный мыслью о том, что мог чувствовать Сезар.
– Да куда там! Он почти сразу устроился перед телевизором. Не мог же я его расспрашивать под носом у бабушки и дедушки!
– Потрясающе. Итак, ты решил выложить перед нами свою бомбу, а мы теперь должны как-то с этим разбираться, я правильно поняла? – возмутилась Люси.
У всех троих почти одновременно запиликали мобильники.
– Этого только не хватало, – проворчала она, открывая сообщение.
Они молча прочли эти несколько строк: Изабелла воспользовалась одиноким вечером, чтобы разослать приглашения на просмотр нью-йоркских видео завтра вечером у Поля и Изы.
– Забавно, что жена посылает тебе эсэмэску, – не удержался от насмешки Эстебан.
– Да ладно тебе… Она знает, что я патологически ненавижу расписания, и нашла свой способ на меня давить.
– Больная мозоль, как я посмотрю! – подлила масла в огонь внезапно развеселившаяся Люси.
– Ты хоть не лезь! Между прочим, она так делает всякий раз.
– Кстати, Изабелла не в курсе? – осведомился Эстебан.
– Ты с ума сошел! Я ничего еще ей не говорил! И честно говоря, меня бы здорово удивило, если бы она оказалась в курсе.
Судя по выражению лица Люси, ее вдруг что-то озадачило. Оставив свои мысли при себе, она молча кивнула, что всколыхнуло ее светлые волосы, идеально подстриженные под каре. В тот же момент Эстебан посмотрел на часы и взялся за свою куртку, которую бросил рядом на банкетку.
– Простите, у меня ужин.
Чуть ли не в отчаянии Поль удержал его за запястье.
– Подожди! Так что будем делать?
Удивленный Эстебан мягко, но решительно высвободил руку и встал.
– А что ты хочешь? Тут нечего сказать, а тем более сделать.
Люси допила свой бокал белого вина, перекинула ремень сумочки через плечо и тоже поднялась.
– Значит, продолжим ломать комедию, да? Увидимся завтра вечером и будем вести себя как ни в чем не бывало? Таков ваш план?
В его почти жалобном голосе прозвучала неловкая тоска, удивившая его собеседников.
– Ты-то почему так беспокоишься, Поль? – резко спросила Люси.
Он посмотрел им в лицо, сначала одной, потом другому, тщетно ища в тумане мятущихся мыслей объяснение, которое их бы устроило.
– Вы, кажется, забыли, что у нас гостит Лу.
– Черт, и верно, – спохватился Эстебан, стоя рядом со столом и уткнувшись взглядом в репродукцию Альфонса Мухи, занимающую полстены.
– И потом, я просто не могу понять. Рехнуться можно: Кьяра и Макс, надо же!
Три вздоха растворились в гомоне кафе. Вскоре друзья в удрученном молчании переступили порог заведения. Неужели «Максьяра», культовая чета, фундамент их мирка, разлетится вдребезги? Это настолько же не укладывалось в голове, насколько выбивало из колеи. Они были шокированы, словно им сообщили о чьей-то кончине, оглушены правдой жизни, которую открыл им этот разрыв.
Какое-то время они постояли на тротуаре, объединенные открывшейся им реальностью, потом заторопились расстаться: каждому нужно было переварить эту тяжкую новость и ее возможные последствия. Эстебан, Поль и Люси – кто в панике, кто в гневе, кто в печали – обнялись и разошлись в разные стороны, чтобы поразмыслить в одиночестве. Поль проводил взглядом друзей, потом, не в силах отправиться домой, вернулся в бар и заказал стаканчик у стойки. В ожидании официанта он рассматривал выстроенные в ряд бутылки виски, в то время как ему в голову лез всякий бред. Мысли перескакивали с одного на другое. Кьяра незамужняя, но Кьяра, которая, возможно, расскажет о его недвусмысленных намеках или же им уступит, Изабелла, перекрывшая ему весь кислород, и ни тени работы на горизонте. Осталось ли хоть что-то в его жизни, еще не пущенное под откос?
22