Желаю нам тысячи гроз

– Это неправда!

– Правда! Я все держала в себе, замолчала, загнала все внутрь, и только потому, что тебе не хотелось, чтобы этот случай всплыл, чтобы он подпортил наш образ, вернее, твой образ. Но сам ты по-настоящему так и не попросил прощения. Конечно, ты из кожи вон лез. Ты хотел, чтобы мы оставались семьей, но прощения не попросил. Так, чтобы это было от всего сердца.

– Ты была такой грустной, такой замкнутой. Я мечтал, чтобы все стало как раньше. Но ты будто зациклилась на этой истории с изменой, она не отпускала тебя все последующие годы. Ты меня так и не простила. За одну ошибку, Кьяра, одну-единственную проклятую ошибку.

Кьяра с огромным трудом сдерживает слезы, отпивает немного воды, чтобы придать себе мужества.

– Я понимаю. И задним числом прекрасно осознаю. Если хочешь, скажу тебе, что думаю спустя все эти годы: мне больше не кажется твой проступок таким уж серьезным. Наверное, время и пришедшая мудрость сделали свое дело. Но все равно случившееся подорвало мое уважение к тебе, отразилось на чувствах. Это действительно так. Я пыталась. Я старалась изо всех сил. В конце концов поняла, что прощение не приходит по заказу. И это не объясняет твои капиталовложения. Иначе все было бы слишком просто.

– Как давно ты знаешь?

– А какая разница?

– Скажи мне.

– На днях я залезла в твой телефон, искала сообщения от твоей девицы. Между прочим, сопливая переписка, насколько я поняла из того немногого, что прочла. Но я не ожидала, что наткнусь на нечто куда более серьезное.

Кьяра выуживает из своей почти полной тарелки оливку.

– У меня полное впечатление, что меня водили за нос. Почему, когда ты вкладывал деньги в квартиру, не сказал мне, что все кончено?

– А я не видел в этом ничего несовместимого. Покупка недвижимости была подстраховкой на случай, если все пойдет вразнос.

– В тот вечер, когда я наткнулась на этот мейл и дату передачи в собственность, я поняла, что совсем тебя не знала. Когда ты принял решение о покупке, от любви уже мало что оставалось.

Повисает молчание. Макс все никак не может усидеть на стуле.

– А что до Роксаны…

– Избавь меня от подробностей твоей альковной жизни, и знать не хочу.

– Вот именно, мне очень жаль, что ты восприняла это как унижение, потому что мы тогда уже фактически разошлись…

– Ты снова за свое…

– Одно совершенно точно: я безумно любил тебя, – говорит Макс, неожиданно кладя свою ладонь на руку Кьяры.

Она опускает глаза на их руки, не осмеливаясь шевельнуть своей. Такой банальный жест и такой неуместный в этот момент. Она чувствует, как в ней поднимается гнев. Вечная история: они влюбились, они любили, они разлюбили. Сейчас, когда пробил час подведения итогов, ей хочется подумать о хорошем, обо всех чудесных пережитых мгновениях. И из-за этого так и подступают слезы.

– Да… Я должна была уйти, когда поняла, что больше не люблю тебя, – продолжает она.

– Знаешь, меня очень мучило, что ты потеряла ко мне интерес. Та жуткая глупость, которую я совершил во время твоей беременности, вовсе не означала, что я тебя больше не любил. Это была совершенно идиотская ошибка.

– Потом все пошло наперекосяк, что-то сломалось. Поверь, мне бы так хотелось, чтобы всего этого не было, чтобы ничего не менялось, – шепчет Кьяра.

– А я, видимо, разозлился на тебя за то, что ты никак не могла через это переступить.

– Такова жизнь. Любовь ушла – и это лучшая причина для разрыва. Смотри, мы уже говорим в прошедшем времени.

Кьяра убирает свою руку. Потом допивает бокал и снова смотрит в глаза Максу.

– Не хочу, чтобы из нашей истории сохранилось только это, слышишь?

– Я думал, тебе плевать, что теперь подумают о нас другие.

– Я говорю о нас самих. Не хочу, чтобы мы помнили только о крахе нашего брака. Мы были счастливы, я была по уши влюблена.

– Я тоже, и знала бы ты, как сильно. Я обожал наши грозы, наши ливни и даже наши затишья.

– А потом вдруг ударила молния…

– Да уж, и это совсем не смешно.

Кьяра складывает руки на столе, стараясь скрыть дрожь. На улице не переставая идет дождь, оконные стекла трясутся под порывами ветра. К их столу подходит официант, убирает тарелки и кладет перед Кьярой и Максом десертную карту. Они одновременно мотают головой, отказываясь, и молчат. Начинает звучать «Romeo and Juliet»[35] группы Dire Straits, и их взгляды встречаются. Какое-то время они с тоской смотрят друг на друга.

– Думаешь, мы очень переменились со дня нашей первой встречи?

– Да… но это не обязательно плохо.

– И ты думаешь, нам удастся развестись так, чтобы это не превратилось в кровопролитие?

– Мне бы очень хотелось. Правда.

– Но никакой уверенности нет, ведь так?

– Истории любви традиционно заканчиваются плохо, – с печальной улыбкой констатирует Макс.

Кьяра кивает.

– Во всяком случае, мы постараемся.

Они направляются к стойке, чтобы расплатиться, сознавая, что таких моментов, как этот, у них не будет, когда они обретут новый социальный статус и станут чужими друг для друга.

– На нас нитки сухой не останется, – замечает Макс, кивая на только что ввалившуюся в ресторан шумную компанию, промокшую до костей.