Реми улыбается мне лукавой улыбкой и говорит:
– Тогда давай сделаем это, да?
– Конечно. – Я делаю глубокий вдох, подавляю волнение и инстинктивно пытаюсь встретиться взглядом с Хадсоном.
Он стоит рядом с Реми, тоже лукаво улыбаясь, так что видна ямочка на его щеке. Я смотрю в его глаза, в его похожие на океан глаза, видящие столь много, вбирающие в себя столь много и обещающие отдать все это мне.
– Ты справишься, – говорит он, и я киваю. Потому что это правда, таково мое предназначение.
Я держусь за эту мысль – и за его поддержку – и сосредотачиваюсь на жжении в руке. Держа магическую силу Реми, я испытываю совершенно иное чувство, чем когда во время Испытания Лударес вобрала в себя магическую силу Хадсона. Ту силу я ощущала всем телом, она грела меня целиком, когда я нашла способ использовать ее.
А магическую силу Реми я чувствую только в своей руке – ее вобрала в себя моя татуировка, которая сияет сейчас слепящим светом, вихрящимся и пляшущим на моей руке.
– Поехали, – говорю я и делаю вдох. Я задерживаю дыхание на несколько долгих секунд, а выдыхая, направляю магическую силу Реми вместе с воздухом к нему – будто пускаю стрелу.
Должно быть, он чувствует ее, потому что его голова опускается, все тело наклоняется и он вбирает ее в себя.
Этой магии, этой магической силы так много, что я удивляюсь тому, что моя татуировка могла впитать ее всю. И тому, что тело Реми может вобрать ее целиком. Я чувствую, как она вливается в его руки, ноги, спину, и делаю так, чтобы на сей раз она оставалась по эту сторону стены и он мог пользоваться ею.
Я почти закончила и чувствую, что сила уже передалась ему, потому что радужки его глаз снова начинают вихриться, как клубящийся дым, все быстрее и быстрее. Теперь все его тело дрожит, в нем так много нерастраченной силы, что она грозит сбить с ног нас обоих, грозит сжечь нас.
Но я хватаю его за руку, и мы крепко держимся друг за друга, чувствуя, как магия захлестывает нас обоих. Коридор освещает молния, пол ходит ходуном. Но мы держимся, держимся – и все стихает.
Моя татуировка перестает гореть, пламя исчезает, и у меня вдруг подгибаются колени. Одновременно я чувствую, как остатки вытекающей из меня магической силы сращивают мои сломанные ребра и исцеляют все мое избитое тело.
Я вскрикиваю, уверенная, что сейчас рухну на пол, но Хадсон рядом, он подхватывает меня и притягивает к себе. Он бормочет, уткнувшись в мой висок:
– Ты была великолепна.
– В самом деле? – спрашиваю я.
– Да. – Его губы касаются моего уха, и он шепчет: – И чертовски сексуальна, так что не стесняйся, если надо будет это повторить. Может быть, в следующий раз ты проделаешь это с моей магической силой.
Я смеюсь, легко шлепаю его по животу, но он прикусывает нижнюю губу и неотрывно смотрит на меня жадными глазами. У меня возникает такое чувство, будто тут нет никого, кроме нас двоих. Будто рядом нет ни Харона, ни Реми, будто в соседнем зале не валяются два мертвых великана. Будто здесь не тюрьма, из которой нам нужно бежать. Будто нас не ждет Корона.
Будто есть только Хадсон, я и чувства, соединяющие нас, – лучшая и самая чистая магия.
Это продолжается, пока Флинт не испускает тяжелый вздох и не говорит:
– Давайте уже. Честное слово, когда мы снова окажемся в Кэтмире, я в качестве реванша буду целыми неделями строить глазки Луке на виду у вас двоих.
Я смеюсь, как он и хотел, и не говорю, что у нас в запасе нет этих недель. Мы закончили школу. Мы сделали все, что могли сделать в Кэтмире. Все, кроме одного – мы еще не спасли его.
Хадсон тоже ничего не говорит. Только смотрит на Реми и спрашивает:
– А что теперь?
Реми ухмыляется.
– Обещание есть обещание. – Он вытягивает вперед руку, и на его ладони я вижу светящийся красный шар. Он подбрасывает этот шар в воздух и, подняв руку над головой, начинает крутить ею.
Шар начинает вертеться у нас над головами, закрывая собой весь потолок. А Реми смотрит на меня и подмигивает. Шар превращается в красную спираль, которая обволакивает Флинта, Колдер, Хадсона и меня и вращается, как волчок. И вдруг браслеты падают с наших запястий на пол. Флинт издает оглушительный вопль, осознав, что он свободен, затем выпускает струю огня.
– Эй, хватит! – верещит Харон, отскочив в сторону, чтобы не быть поджаренным. – Зачем?
– Затем, что я могу это сделать, – отвечает Флинт.
Боже мой, как же я его понимаю. Часть меня хочет превратиться в горгулью, чтобы удостовериться, что я могу это сделать, но я довольствуюсь тем, что нахожу внутри себя платиновую нить, которая снова на своем месте, как будто она никогда не пропадала.
– Ну что, ты оклемалась? Снова стала собой? – спрашивает Хадсон, будто совершенно точно знает, что я чувствую в эту минуту.
– Определенно. – Я улыбаюсь, затем кладу руку на ярко-синюю нить и с восторгом смотрю, как Хадсон замирает, как по его телу пробегает дрожь. – А ты?
– Со мной все путем, – отвечает он, обвивая рукой мою талию. – А теперь давайте уберемся отсюда, пока еще можем.