Желание

Я киваю. Закрываю глаза. Делаю глубокий вдох. И мысленно тянусь к нему. Поначалу я ничего не чувствую, как будто передо мной чистый холст. Но минуту спустя я понимаю, что он здесь. Я чувствую его, чувствую, как маленькие частички Реми протискиваются сквозь стену.

Он подмигивает. Смеется. Медленно улыбается.

Знания. Столько знаний.

Доброта.

Настороженность.

А затем, когда я начинаю отчаиваться, терять надежду отыскать его, – этот тонкий, едва заметный завиток его магической силы.

Он зыбок, текуч, он отклоняется то туда, то сюда. Я пытаюсь поймать его, но моя рука каждый раз проходит мимо.

Чувствуя свою беспомощность, я открываю глаза и делаю глубокий вдох. Моя рука от плеча до запястья горит, и, посмотрев на нее, я вижу, что низ моей тату – та ее часть, что обвивает мое запястье – слегка светится. Я вглядываюсь в нее, пытаюсь мысленно заставить этот жар подняться выше.

Я снова нахожу смутный завиток магической силы и на этот раз тянусь к нему татуированной рукой. Дважды он ускользает от меня, но на третий раз мне все-таки удается ухватиться за него.

Он мгновенно перемещается по моим пальцам, зажигается, оживает внутри меня, а затем так же быстро гаснет. Я начинаю копать глубже, ищу еще один завиток, более ощутимый проблеск магической силы, но ничего не нахожу – внутри него ничего нет, – и у меня падает сердце.

Как я скажу ему это? Как я скажу этому парню с огромными глазами и еще более огромным сердцем, что внутри него ничего нет? Что тот глубокий тайник, полный магической силы, о котором говорила его мать, на самом деле представляет собой всего лишь маленькую лужицу?

Я знаю, каково это, как это опустошает, когда обнаруживаешь, что люди, которым ты верил, предали тебя.

Мои родители знали, знали, что я горгулья, но так ничего мне и не сказали. Они знали, что магия существует – более того, мой отец мог творить ее, – но мне они об этом не сообщили. Они держали меня в неведении, старались скрывать от меня положение дел, так что потом я чувствовала себя неуютно в своем собственном теле… и в своей собственной жизни.

Как я объясню Реми, этому пареньку, который родился в тюрьме, который потерял свою мать, когда ему было пять лет, и никогда не знал своего отца, которого вырастили тюремщики и заключенные… как я скажу ему, что единственная постоянная величина в его жизни, та магическая сила, на которую он так рассчитывал, – это всего лишь пшик?

Потому что как бы Реми ни хотел, чтобы дело обстояло иначе… у него нет потайного источника магический силы. Его мать солгала ему.

Глава 147. Все клево светится

Я делаю глубокий вдох, отчаянно пытаюсь подыскать такие слова, которые не лишили бы его уверенности в себе, не разбили бы сердце, но, когда я открываю глаза, Реми пристально смотрит на меня. В его зеленых глазах словно клубится туман, и он говорит, растягивая слова:

– Я же говорил, что тебе надо будет копнуть поглубже, ma chere. Возможно, ты ее еще не нашла, но она есть, она там.

– Я не вполне в этом уверена, Реми. Я не могу…

– Моя мать не стала бы мне лгать о таких вещах. Она знала, что это мой единственный шанс выбраться отсюда, и она не дала бы мне ложную надежду.

Не знаю, согласна ли я с ним – ведь еще год назад я сказала бы то же самое. Я бы посмеялась над любым, кто сказал бы мне, что мои родители лжецы. Кто попытался бы сказать мне, что я существую только потому, что мои родители обратились к Кровопускательнице и фактически продали меня ей еще до моего рождения.

– Она есть, она там, Грейс, – повторяет Реми, и в его словах звучит такая убежденность, что часть меня хочет заорать на него, сказать ему, что он не может этого знать. Что родители каждый день творят дикие и ужасные вещи, говорят тебе неправду. Некоторые вещи многие так и не узнают, но иногда они выплывают наружу, и, когда это происходит, нельзя прятаться от правды, поскольку это все равно ничего не изменит. Но его вера в мать непоколебима.

– Тебе просто надо копать, пока ты не найдешь, куда она поместила ее.

– Откуда ты знаешь, что она тебе не солгала? – спрашиваю я.

– Потому что это моя мать, – отвечает он. – Быть может, она и допускала в своей жизни ошибки, но она не оставила бы меня без защиты. Ни за что. И она защитила меня таким образом.

И в его словах звучит нечто такое простое и такое глубокое, что это возвращает меня в те дни, когда мои родители еще были живы. К шепоту ссор, к завтракам и ужинам, полным напряжения, к тому, как они замолкали, когда я входила в комнату.

Как же я могла об этом забыть, думаю я, опять ища магическую силу Реми. Как я могла забыть, какое напряжение царило в нашем доме? Как всякий раз, когда я оборачивалась, моя мать давала мне чашку чаю. И настаивала на том, чтобы я выпила его, хотя я бы предпочла выпить банку «Доктора Пеппера».

Как они попросили меня провести с ними воскресенье, чтобы поговорить кое о чем, а я ответила, что не могу, потому что мне надо отработать в качестве волонтера еще несколько часов, чтобы включить этот опыт в заявки, которые я разошлю в университеты.