Желание

Я рассказала ему, как она произнесла «милые ботинки» с этой своей ухмылкой на лице.

Он покачал головой:

– Черт, Чарли, почему ты так разозлилась? Это же просто мелочь.

Я окинула его тяжелым взглядом. Может, это была мелочь для него, но не для меня. Я чуть не выдала про свой свирепый характер, унаследованный от Склоки, но не стала. Вместо этого я рассказала, как была отослана домой из детского сада в первый же день, потому что тыкала в мальчика карандашом.

– Концом с ластиком или острым? – спросил Говард.

– Острым.

– Черт, Чарли!

Я пожала плечами.

– Да, я знаю. Но я была зла.

– На что?

– Он воткнул палец прямо в мой бутерброд, – сказала я.

Говард снова покачал головой, и его рыжие пряди упали поверх очков.

– Вот что ты начнешь делать с сегодняшнего дня: каждый раз, когда почувствуешь, что начинаешь злиться, говори «Ананас».

– Ананас?

– Да.

– Зачем?

– Это будет как бы кодовым словом, подсказывающим, что надо остыть. Мама научила моего младшего брата Коттона говорить «брюква» каждый раз, когда у него возникает сильное желание порисовать на стенах.

– И это работает?

– Иногда.

Это звучало тупее всего, что я когда-либо слышала, но я не стала этого говорить. Мы сидели в тишине, пока автобус двигался своим путем по узкой горной дороге. Раз в несколько минут вид изо окна менялся – вместо густых лесов с соснами, кустарниками и покрытыми мхом камнями появлялось огромное горное плато, простирающееся до бесконечности. Туманная дымка висела над ним, выделяясь на фоне глубокой синевы гор.

«Вот почему эти горы называют Голубой хребет[7], – сказал Гас в день моего прибытия в Колби, – потому что они голубые». Потом он объяснил: этот цвет возникает из-за чего-то, что сосны выделяют в воздух. Я понятия не имела, о чем он вообще говорит, но кивала так, будто понимала.

Когда автобус подъехал к дому Говарда, он схватил рюкзак и сказал:

– Запомни. Ананас.

Я наблюдала, как они с братом поднялись по шатающимся ступенькам парадного крыльца, а затем исчезли внутри дома, отпустив застекленную дверь, громко хлопнувшую за их спинами. Рядом с крыльцом стоял диван мышиного цвета, накрытый покрывалом. Завядшие желтеющие растения и высохшие цветы, высаженные в старые кофейные банки, выстроились по периметру крыльца. Может, сердца семьи Одомов были настолько добрыми, что они не замечали, насколько печально выглядело место, в котором они живут?

Автобус пыхтел и скрипел, поднимаясь в гору. Я раздумывала о том, что я скажу Берте по поводу инцидента с пинком, когда непонятное движение за окном привлекло мое внимание.

Две собаки сцепились на грязной обочине, рядом со стоянкой трейлеров. Одна была черная и крупная. Другая – чернокоричневая и тощая как смерть. Маленькая девочка кричала и билась в истерике, а пожилой мужчина включил садовый шланг и направил мощную струю воды в тощую собаку.

– Убирайтесь отсюда! – орал он.

Женщина выбежала из одного из трейлеров и попыталась удержать черную собаку; в этот момент тощая собака гавкнула, зарычала и внезапно сорвалась с места. Она бежала по обочине рядом с автобусом минуту или две, ее длинные уши развевались на ветру. Я прислонила лицо к окну и смотрела, как она сделала петлю на краю дороги, повернулась и исчезла в лесу.

Когда через несколько минут я вышла у дома Гаса и Берты, то взглянула на ботинки мажоретки. Джеки выглядела в них мило, но на мне они смотрелись глупо. Те девочки были правы, смеясь надо мной.

Это знакомое чувство злости накрыло меня, как одеяло. Но на этот раз я была зла сама на себя за то, что оказалась никому не нужной неудачницей. Я размахнулась и ударила ногой по камню, отправив его прямо в куст рододендронов, росший сбоку от дороги.

Потом я прошептала: «Ананас», перед тем как зайти к Гасу и Берте.

Четыре

Я предполагала, что Берта разозлится из-за пинка по той девочке, но она меня удивила, обняв и сказав:

– Завтра будет новый день. – Потом она мягко сжала мои плечи и добавила: – Лично мне очень нравятся эти сапожки.

Она не выдала ни слова о моем неподобающем поведении. Мама бы наорала на меня, раз двадцатый напомнив, что от меня одни неприятности, как от Склоки.

Этим днем, после обеда, на десерт у нас был черничный пирог, и я смогла загадать желание. Если ты отрезаешь себе узкий треугольный кусок пирога и оставляешь его на потом, то можешь загадать желание, пока его ешь. Меня этому научил кузен Мелвин, поклявшись, что эта уловка сработала с ним, когда брат внезапно сбежал и женился, оставив всю комнату в его полном распоряжении.

Я знала, что Гас и Берта видели, как я отрезала себе этот волшебный кусочек и отодвинула на край тарелки, но они ничего не сказали. Берта была довольно молчаливой во время обеда. Может быть, на самом деле она переживала из-за того, что я пнула Одри. Может быть, она думала, яблочко от яблоньки не далеко падает. Может быть, этой ночью в постели они с Гасом шептались о том, как сильно я похожа на Склоку и во что, черт побери, они ввязались, когда согласились взять меня к себе.