Грянул военный оркестр, и все это пышное празднество вдруг смутно напомнило Матинне вечерние пляски у костра у них в Вайбалене. Ей было знакомо это радостное предчувствие, когда от волнения схватывает желудок.
– Я и сама когда-то полагала, что мы будем отблагодарены за наши добрые помыслы и что все само расставится по местам. Ах, скажу я вам: все эти мечтания быстро улетучиваются на Земле Ван-Димена.
Матинна не понимала смысла этих высказываний, но все равно вбирала их в себя, как и все запахи вокруг, всю эту красоту, и голоса, и музыку тоже, – мысленно считая такты, чтобы вспомнить, когда именно делается в кадрили разворот. При этом все приглашения на танец она отклоняла, отвечая, что дождется кадрили. Ведь именно к ней она готовилась, ее она любила. Другие танцы она тоже знала, но не настолько, чтобы исполнять их публично – она боялась, что собьется и будет выглядеть глупо.
Танцевали котильон, потом объявили вальс, а потом шотландский рил. Вперед-назад, легкий подскок, и партнеры обходят друг друга. Впрочем, некоторые танцевали рил слишком сдержанно и чопорно. Матинна не поддавалась ни на какие уговоры заступить на ту часть палубы, которая считалась танцполом. Она стояла, вжавшись спиной в мачту, смотрела на остальных, чувствуя, как загорается в ней желание танцевать. Она слушала музыку, улавливая обрывки разговоров, и машинально крутила правой ногой так ловко, словно вся она, эта девочка, была гуттаперчивой.
– О, так вы у нас теперь Зевс, а не ваше превосходительство? – довольно смело поинтересовалась младшая дочь миссис Лорд, приглашенная сэром Джоном на танец. «Черный лебедь» весело замотал головой, и все его подбородки, торчащие из-под клюва, зашлись в раскатистом смехе.
Бал был уже в самом разгаре, разгоряченные гости упоенно кружились по палубе. Оркестр старательно выводил мелодию, сквозь которую пробивались радостные возгласы и дружное ритмичное шарканье ног. Матинна уже вся была переполнена музыкой, поначалу отдавшись общему порыву танцующих, но потом стала прислушиваться к собственному телу, к тому, что именно оно помнило и хотело, и это желание готово было выплеснуться через край.
Наконец капельмейстер объявил кадриль.
Сэр Джон протянул Матинне руку, и они вышли в центр с тремя другими парами. Вокруг почтительно зааплодировали. Матинна чувствовала, как горит ее лицо, учащенно бьется сердце, но стоило музыке зазвучать, и она сразу же оказалась одна, в центре огромного, необъятного мира. Она не обращала внимания на удивленные взгляды, и вся робость ее улетучилась. Ведущая пара – миссис Лорд и капитан Крозье – исполнила следующую фигуру, которую должны были повторить остальные. По мере того как танец набирал силу, Матинна начала импровизировать, движения ее ног становились все стремительнее и смелее.
Миссис Лорд, не без основания гордившаяся своим умением танцевать, приняла вызов, отказавшись от простых фигур и введя элементы степа с дробным пристукиванием каблуками. Капитан Крозье, сам отменный танцор, тем не менее был удивлен такому повороту дел, едва поспевая за партнершей. А девочка-аборигенка повторила точь-в-точь фигуры миссис Лорд и, под нарастающие аплодисменты, без лишних усилий заворожила публику движениями ног и пластикой тела. Даже миссис Лорд на мгновение остановилась и, расхохотавшись, захлопала в ладоши.
Темп кадрили убыстрялся, и к концу танца Матинна вдруг обнаружила, что больше не держится за руки с сэром Джоном, да и вообще отплясывает совсем не по тем правилам, которые так старательно разучивала дома. Ею завладела стихия совсем другого танца, гораздо более древнего и первобытного по сравнению с кадрилью, которая «вылупилась» в Париже всего каких-то несчастных пятнадцать лет назад.
Щеки девочки горели огнем, тело раскрепостилось, и дух ее вырвался из плена. Никогда она не чувствовала себя такой свободной – словно была разорвана пелена, сковывающая ее все то время, сколько она себя помнила. При этом Матинна не замечала, какую ноту напряжения внесла своим танцем. Взор ее был остер как никогда, он был всезнающ и всеведущ, но в то же время она не замечала ни ахов, ни охов вокруг, всех этих неодобрительных и даже возмущенных взглядов, обращенных в ее сторону. Она была вся кружение и вихрь, а потом – прыжок, и она словно опустилась уже не на вощеную дубовую палубу «Эребуса», а на землю своих сородичей вандименцев. Рывком скинув туфли, она замерла, словно кенгуру, настороженно поводя головой вокруг, потом шаг, еще один, два прыжка, и вот он – полет.
Все замерли, уставившись на Матинну. Что творит этот ребенок? Что за дикость? Что она себе позволяет? Тут бал!
Умолк оркестр.
Леди Джейн вдруг вспомнила собственные слова, сказанные когда-то о Матинне, – что ее тело умеет говорить. Но сейчас женщина была в шоке. Глядя на варварские ужимки своей подопечной, она решительно отказывалась понимать, о чем «говорит» Матинна.