Закончив с последними венками вскоре после обеда, Лиза с Ефросиньей направились на рынок: необходимо было ещё кое-что докупить, в частности, несколько деревянных дощечек, из которых будут вырезаны изображения солнца и звезды — символы рождающегося Бога и Богини-Матери.
Путь к рынку от дома Ефросиньи пролегал вдоль реки, на которой под мостом с самого начала зимы, как только лёд немного окреп, организовался стихийный каток. Чаще всего, по словам ведьмы, здесь можно было увидеть ребятню — от совсем маленьких, едва стоящих на ногах, до старшеклассников. Изредка к ним присоединялись взрослые. Лизе подобное легкомыслие казалось странным: река — не самое безопасное место для игр. Да, морозы стоят нешуточные и лёд, на первый взгляд, кажется вполне прочным. Только вот это не даёт гарантии полной безопасности. А в случае беды малышня может не сориентироваться, что именно сделать, чтобы помочь провалившемуся под лёд товарищу.
Лиза как раз неторопливо брела вдоль берега, негромко переговариваясь со своей спутницей, когда в неё сбоку со всего размаху влетело щуплое детское тело в плотной тёмно-коричневой дублёнке. К счастью, девушка не только сумела устоять на ногах, но и подхватила ребёнка под локоть, не дав ему упасть. Ладонь Лизы тут же пронзила острая боль, словно в неё воткнулось несколько иголок, а в нос ударил тонкий, едва уловимый гнилостный запах — явный признак наложенного проклятья.
— Простите, — смущённо проговорил тонкий девичий голосок, и Лиза с изумлением узнала девочку, которую полгода назад спасла в лесу от волков.
На вид девочка выглядела хорошо: румяная, со сверкающими глазами — ничего в ней не выдавало и намёка на болезнь. И всё же Лиза понимала, что ошибки быть не может: злой рок, назначенный чужой жестокой волей, уже навис над этим ребёнком.
— Ничего страшного, — выдавив из себя подобие добродушной улыбки, заверила она девочку, выпуская чужой локоть и с трудом подавляя желание вытереть обо что-нибудь руку. — Но в следующий раз будь осторожней, так ненароком и зашибить кого-нибудь можно, Злата.
— Мы знакомы? — девочка с подозрением посмотрела в лицо Лизы.
— Виделись однажды, — уклончиво ответила та.
— Я вас не помню.
— Зато я вас с сестрой прекрасно запомнила, — заверила её девушка и, поняв, что её туманные речи, скорее всего, напугают ребёнка, решила уточнить. — Ночь. Лес. Стая волков. И две глупые девочки, ищущие фей.
Бледно-зелёные глаза Златы расширились в изумлении, видимо, она вспомнила ту жуткую “фею”, которая спасла их с сестрой от стаи волков, а затем исцелила её ногу, угодившую в капкан.
— Вы? — в глазах Златы вспыхнул просто-таки фанатичный блеск. — Тогда вы выглядели иначе…
— О, мы, феи, иногда можем принимать человеческий облик, — понизив голос до таинственного шёпота, проговорила Лиза, задорно сверкнув глазами. — Только т-с-с, никому ни слова.
— Я — могила, — пылко заверила её девочка, а затем поспешно уточнила. — А Зое можно рассказать?
— Можно, — великодушно разрешила Лиза. — Но только ей. А теперь беги, а то друзья тебя уже заждались.
Слегка подтолкнув Злату в спину по направлению к толпе ребятишек, уже начавших на них подозрительно поглядывать, Лиза, на мгновение прикрыв глаза и сконцентрировавшись, послала ей вдогонку “маячок” — специальное заклинание, призванное привести заклинателя к тому, на кого оно было наложено, — который без труда прилип к спине ребёнка. Удовлетворённо хмыкнув, Лиза повернулась к Ефросинье и столкнулась с напряжённым взглядом, направленным на себя.
— Не знала, что ты знакома с дочерью старосты, — каким-то нарочито безмятежным тоном заметила ведьма, заставив Лизу насторожиться.
— Познакомилась с ней и её сестрой случайно в лесу, — не стала лукавить та, внимательно вглядываясь в лицо своей собеседницы, отслеживая малейшую эмоцию, отражающуюся на нём. — Я и понятия не имела, что они дочери старосты.
— Теперь имеешь, — в голосе Ефросиньи послышались стальные нотки. — Не лезь к ним.
— Почему? — Лиза пытливо взглянула в глаза ведьмы, пытаясь понять, уж не она ли наложила проклятье на Злату. — Что плохого в том, что я общаюсь с этими детьми?
— Если твоё внимание обращено только на детей, то ничего, — заверила её ведьма. — А вот если ты имеешь виды на их отца, то знай, что он уже принадлежит Прасковье, и с твоей стороны будет крайне невежливо отнимать у сестры её хлеб.
Лиза почувствовала, как внутри всколыхнулась обжигающая волна гнева, однако ей практически сразу удалось успокоиться — не было никакого смысла злиться на ведьму. Каждый судит других своими мерками. И если Ефросинья предположила, что Лиза может позариться на чужого мужчину — к тому же женатого, — это красноречиво говорит о моральных принципах самой Ефросиньи, но не более того.