Желание и чернокожий массажист

За день до казни Оливера в камеру смертника пришел посетитель.

Это был молодой лютеранский священник, который только что окончил семинарию и еще не получил направления. Оливер отказался от встречи с тюремным священником. Об этом написали в местных газетах и поместили его фотографию с подписью: «Приговоренный к смерти юноша отказался от отпущения грехов». В статье говорилось также о тяжелом характере Оливера, его гордыне и об агрессивном поведении в тюрьме. Но фотография эту информацию опровергала: красивое мужественное лицо блондина и глаза, в которых застыл нежный взгляд, — так озорной художник эпохи Возрождения мог изобразить юного святого. О таких, как Оливер, чувствительные комментаторы говорят: «Убийца с лицом ребенка».

С того момента, когда он увидел фотографию, лютеранский священник потерял покой: Бог велит ему туда пойти — и он покорится высшей воле. Стремление повидать заключенного было настолько сильным, что он легко убедил охрану: его миссия к юноше навеяна божественным промыслом; но когда ему выписали пропуск, сила духа его покинула, священник впал в панику и убежал бы, если бы охранник не шел с ним рядом.

Когда священник вошел в камеру, Оливер сидел на краю койки и бессмысленно тер ступню голой ноги. На нем были только шорты, и почти все его обнаженное потное тело горело и источало жар, словно прожектор. Лицо было как на фотографии. Священник взглянул ему в глаза и вдруг вспомнил, как однажды летом в детстве он каждый день ходил в зоопарк смотреть на огненного ягуара. Животное, очевидно, было свирепым, во всяком случае, табличка просила посетителей держаться от него подальше. Но взгляд зверя излучал невинность. И мальчик, который был чрезвычайно робким и страдал от беспричинных страхов, нашел неожиданное успокоение в этом взгляде. С тех пор ягуар нежно смотрел на него из темноты, когда он закрывал глаза — перед тем, как заснуть. Он заливался слезами из жалости к заключенному в клетку животному — по всему телу разливалась сладкая истома. И он засыпал.

Но однажды он увидел ягуара в не совсем приличном сне. Перед ним в чаще леса возникли огромные лучезарные глаза, и он подумал: если я буду лежать тихо, ягуар подойдет ко мне, и я не испугаюсь — ведь мы давно общаемся через решетку клетки. Он разделся и лег на землю в лесу. Подул холодный ветер — его бросило в дрожь. Обуял страх, нервы напряглись. Он начал сомневаться в том, что ягуар не причинит ему зла. Страшно было открывать глаза. Но он все-таки решился как можно медленнее и беззвучнее сгрести побольше листьев вокруг своего дрожащего, голого тела и свернуться под ними калачиком, едва дыша. Теперь, он надеялся, ягуар его не найдет. Однако холодный ветер, становившийся все сильнее, разметал листья в разные стороны. И вдруг — несмотря на леденящий холод — он в темноте почувствовал тепло и понял, что оно исходило от приближавшегося к нему огненного ягуара. Прятаться теперь было бесполезно, бессмысленно было и бежать. И тогда он выпрямился, раскинул руки и ноги и всем видом изобразил свое полное доверие и покорность. И почувствовал, как ягуар начал ласкать его. Мокрый язык зверя делал то, что делает животное, когда купает детенышей: облизал ступни и медленно двинулся вверх по ногам, пока не достиг паха, создав сладостно-наркотическое ощущение. Тут сон приобрел неприличный поворот, и мальчик проснулся, сгорая со стыда, — он обнаружил под собой жгучие и влажные следы Эроса.

После этого он видел огненного ягуара только раз и понял, что больше не может без угрызения совести смотреть в лучистые глаза зверя. Идиллия кончилась — и, как ему казалось, навсегда. Но сейчас священник вновь встретился с тем же взглядом огненного ягуара, говорившим: «Невинности грозит опасность!» Сходство было столь сильным, что к священнику, знавшему, к чему это приведет, вернулось инстинктивное детское желание свернуться калачиком и укрыться листвой.

Но вместо этого он полез в карман и достал упаковку таблеток.

Теперь юноша пристально смотрел на него, но никто из них не осмеливался заговорить. Охранник постоял-постоял и ушел к себе, в дальний, невидимый конец коридора.

— Что это? — спросил юноша.

— Барбитал. Мне не по себе, — прошептал священник.

— Что вас беспокоит?

— Сердце пошаливает.

Священник положил таблетку на язык, но из-за сухости во рту не смог проглотить ее.

— Вы не могли бы дать мне воды? — попросил он.

Оливер встал, подошел к крану, налил в эмалированную кружку тепловатой воды и протянул ее гостю.

— Зачем вы пришли? — спросил молодой человек.

— Просто поговорить.

— Мне нечего сказать. Дело-то состряпано.

— Тогда можно я вам что-нибудь почитаю?

— Что именно?

— Двадцать первый псалом.

— Я уже сказал, что священника видеть не хочу.

— Я не священник, я просто…

— Кто просто?

— Просто незнакомец, сочувствующий тем, кого не понимают.

Оливер пожал плечами и снова принялся тереть ступню. Священник вздохнул и откашлялся.

— Вы готовы? — прошептал он.

— К чему? Жариться на электрическом стуле? Нет — если вы об этом. Но стул готов, так что все остальное не имеет значения.