Кэтлин повернулась в кресле, упёршись коленями в холодный пластик коробки, вглядываясь в ходящие на широких скулах желваки и выгнутые ноздри агента, и резко ответила:
– Если ты заметил, «да» я тоже не говорила. Позволь мне самой управлять своей судьбой. – Теперь уже она усмехалась собственным словам. – Может, жить на острове посреди средиземного моря – моя давняя мечта?
Мэттью несколько раз глубоко вздохнул, начав по привычке беззвучно считать, снимая ненужное сейчас напряжение, но смолчать не сумел.
– Зачем ты сейчас меня травишь? Желаешь вывести на эмоции? Если да, то напрасно,
– Делаю то, что ты просишь, – пожала плечами брюнетка, – рассказываю о предложенном искусе.
– И как, поддалась? – Костяшки сжатых вокруг руля пальцев побелели. Вуд понимал, что это всего лишь игра, о совпадении желаний говорят другими словами и интонациями, но поделать с собой ничего не мог.
– Пока ещё сопротивляюсь, – и снова сказано было с явным безразличием.
Мэтт качнул головой. Интуиция его не подвела: за нежеланием общаться Кэт всё-таки стоял адвокат. Оставалось выяснить, сколько времени они с Паркер обсуждают «предмет» искушения.
– И долго длится это «пока»?
Она отвернулась к окну, давая понять, что больше не желает говорить на эту тему.
– Несколько месяцев, – стали последними словами за время, пока не подъехали к дому.
Кэтлин бродила по комнатам дома, отправив Лилибет в постель. Просторный, светлый – именно такой, о котором она всегда мечтала. Брюнетке нравилось всё: расположение спален, отделка, цвет краски, виды из окон, многие из которых выходили в сад. Нравилось даже то, что в наполовину оборудованной кухне именно за ней оставили право на выбор деталей интерьера.
Паркер было стыдно признаться, что с первых минут почувствовала себя здесь хозяйкой. Она неуютно ощущала себя под пристальным взглядом Мэттью, следящим за каждым её движением. Необходимо было поговорить с ним, но как? Как объяснить всё то, что обдумала и надумала за эти месяцы? Сказать правду в лоб и поднять и без того раздутое эго агента до небес? Он ревновал – и оттого вряд ли поймёт важность и сложность принятого ею решения. Кэт хотелось услышать обещание в самом главном, прежде чем согласиться пойти к алтарю. Время, данное на раздумье, подошло к концу – для неё, а для него?
– Здесь будет детская, – ответил Вуд на недоумение в карих глазах, рассматривающих совершенно пустую просторную комнату.
– Ты хочешь ещё детей? – Она споткнулась, словно о невидимую преграду, и сделала шаг назад, совершенно не готовая сейчас обсуждать любые планы на будущее, тем более – терзать давнюю мечту подарить дочери сестру или брата. Кэтлин казалось, что время упущено и неизвестно, как воспримет почти взрослая девочка беременность матери.
– Я очень на это надеюсь.
Но слова были сказаны Мэттью вовсе не тоном просьбы, а как что-то решённое. Это вызвало у брюнетки панику. Она прижала пальцы к вискам, борясь с приступом внезапной боли, и, пробормотав:
– Что-то мне нехорошо, – направилась в гостевую комнату, наотрез отказавшись от любой его помощи.
Выходные прошли для Мэтта под девизом сомнений. Она ли? Она! Нет, не она…
Лесси по-прежнему находилась вне доступа, и он понемногу начинал паниковать. Напрягали шушуканья дочери с матерью, немедленно прекращающиеся при его приближении; звонки на телефон Кэт, после которых она выходила на улицу и только тогда перезванивала; её встревоженный взгляд, направленный куда угодно, только не на его лицо.
Агент чувствовал, что-то происходит или должно произойти в ближайшее время. И это определённо ему не понравится, как не нравился виноватый взгляд Лилибет в ответ на вопрос, всё ли у них хорошо. Кэтлин отказывалась говорить о Лебовски, и было непонятно, что стоит за упорным молчанием.
Долгожданная встреча стала моральной каторгой. Попыткой любовников на одну ночь ни притереться – об этом не могло быть и речи, – а элементарно не взорваться, круша то малое, что удалось создать в дни Рождества.
Он смог расслабиться лишь в воскресенье. Семья Вудов вновь собралась за одним столом, наполнив новый дом Мэттью весельем и смехом. Бренда давала мастер-класс Холлу, став в это утро хозяйкой на кухне сына.
Одри лишь иногда заскакивала на святую святых женщин-домохозяек и гурманов-мужчин. Она пыталась то стащить печенье с шоколадной крошкой, то запустить палец в готовое блюдо, то сковырнуть украшение с уложенного в стеклянную посуду салата. Но истинную цель появления Занозы в несовместимой с её неугомонной натурой обители отлично знал её муж. Брендон разрешал кулинарной воришке дотрагиваться до своего лица вымазанным остатками соуса пальцем, якобы убирающим прилипшую крошку; смиренно выслушивал глупости, прошептанные с видом заговорщицы на ухо. Он позволял себя трогать и в ответ прикасался к женщине, не имеющей сил прожить без его внимания и любви дольше часа.