Желание одержимого. Невроз навязчивости в лакановской теории

Этому процессу как раз и обязано хорошо известное лакановское наблюдение, согласно которому, невзирая на физиологическую зримость того же большого истерического расстройства, истерический субъект, будучи знаменитым персонажем ранней клинической сцены, по сути вызван к жизни эффектом переноса.[4] При этом Лакан отмахивается от расхожего мнения относительно того, что перенос вызван пресловутой «нейтральностью» анализирующей фигуры, о которую желание пациента, направленное на врача, разбивается как о мраморную статую. Напротив, в основе предполагаемого бесстрастия аналитика лежит аналитическое желание, которое смещает фокус аффекта, при этом отнюдь не устраняя его полностью. Именно это подразумевается, когда Фрейд недвусмысленно заявляет, что истерическому субъекту необходимо «отказывать в удовлетворении».[5] Если такого рода отказ и приписывается внешней бесстрастности специалиста, то результаты его далеки от успокоительного влияния. Отказывать в удовлетворении – означает дополнительно усиливать и воссоздавать истеризацию, делая ее таким образом аналитическим и анализируемым фактом.

Тем не менее, отказ не является мерой, которая фигурировала бы в речи Фрейда в режиме чистого предписания. С одной стороны, Фрейд действительно постоянно берет рекомендательный тон, что заставляло многие поколения аналитиков думать, будто речь идет об описании приема, об элементах аналитической техники. При этом упускался из виду тот факт, что речь также идет о желании аналитика как желании самого Фрейда – о причине, побуждавшей его отвечать отказом там, где у анализируемого субъекта заявляли о себе позывы наслаждения. Фрейд не был в отношении этого полностью бессознателен – он прекрасно умел объяснить, почему этим позывам уступать не следует и какими негативными и разрушительными для того же анализа эффектами это чревато, но сама эффективность данного приема указывает, что без глубинного желания отказывать здесь не обошлось.

По этой причине именно в желании аналитика и возникают факторы, оформляющие невроз и делающие его тем, что он есть. В этом смысле не будет ни фигурой речи, ни слишком вольным допущением сказать, что невроз создается в том месте, где нехватка аналитика, его отношение к проявляемому пациентом желанию, встречается с неудовлетворенностью субъекта, создавая то, что соответствует так называемой «психической реальности невротического конфликта» чисто условно. Если мы не отказываемся от врачебных именований невротических расстройств, то лишь по той причине, что и за врачами неаналитического профиля вполне можно подозревать то же самое желание, в столкновении с которым самые известные неврозы обрели свой окончательный исторический облик.

Речь, таким образом, идет о процедуре, которая должна в наибольшей степени интересовать не врача или психолога, а скорее критического историка или современного философа, для которого вопрос «учреждения» или «воспроизводства» явления сегодня стоит на первом месте. Тем не менее, статус этого учреждения невроза через инстанцию желания психоаналитика остается довольно темным не только для условного «профана» – ничуть не больше ясности относительно него у той же философии, если мы при этом допускаем, что его понимают сами психоаналитики.

Определить его в первом приближении можно только отрицательным образом, не позволив ему смешиваться с теми формами «творения реальности», которые современная философия закрепила за реальностью социального типа, изучая роль того, что называется «конституирующим», или «учреждающим дискурсом». Речь идет обо всех современных допущениях «конструирования реальности» как формирования явлений социальной жизни через практики, большая часть которых представлена закрепившимися способами высказывания. Все это – особенно в силу существующей традиции сугубо философского толкования того же психоанализа – недостаточно четко отделено от той причины, по которой о дискурсе и об инстанции высказывания порой говорит сам психоаналитик. В том числе в этом следует видеть причину, по которой психоанализ так легко возникает в философских текстах, развивающих фрейдовские или лакановские концепты, но не чувствующих себя обязанными рассматривать их именно как особого рода практику.

Это небезразлично для нынешнего положения психоаналитической практики, поскольку в рамках именно философского знания понять формулу «сотворения невротика» можно только, говоря или о мимесисе или же о том, что называют сегодня «перформативностью». При этом первым способом воспрещает оперировать сам Фрейд – это вытекает из того, что миметический характер воссоздания невроза имеет хождение только в среде анализируемых субъектов и не подразумевает вмешательства аналитика – способ, которым в описании Фрейда девушки заражались от своей товарки, истерические припадки которой давали ей преимущество.[6] Способ этот, таким образом, является доаналитическим, и его приходится сразу же отбросить.