Желание одержимого. Невроз навязчивости в лакановской теории

Так, зачастую вместо того, чтобы вмешиваться посредством переноса в отношения навязчивого невротика с его Благом – в основном, анального характера – аналитик то и дело невольно начинает эти отношения поддерживать. Уступая рассудительности такого анализанта, его рационализациям, его обучаемости и всегдашней готовности увидеть «свой анализ» со стороны, аналитик то и дело незаметно для себя теряет нить, и аналитический процесс провисает как бечева воздушного змея в мертвой зоне. Если в ходе анализа истерического невроза сообщаемое анализанту часто носит невыносимый для последнего характер, – что снова указывает на желание аналитика в свете истерической позиции, в которой истерическое отрицание вызывает со стороны аналитика подмеченный Лаканом андроцентричный, фаллический напор, который призван запирательство преодолеть – то в случае невроза навязчивости аналитик всегда искушаем компромиссами, вовлекаясь в ту экономику, из которой сам навязчивый невроз и вышел – экономику обменов и выдвижения условий, которая по существу является основой конструкции обсессивного субъекта.

В сеть этих компромиссов аналитик и попадает в том случае, если оказывается не подготовлен или подготовлен лишь со стороны узко клинической. Именно по этой причине невроз навязчивости является бессознательным самого аналитика и, шире, бессознательным психоаналитической теории в целом. Если истерия позволяет сделать вывод о самом наличии желания аналитика, побуждая его предъявить свое влечение к объекту, скрываемому истеричкой, напрямую, то невроз навязчивости играет совершенно иную роль – он говорит о том, что изначально вытеснено за пределы самого психоаналитического знания. Именно в этом смысле он является логически «вторичным» по отношению к истерии. Вторичность эта, таким образом, носит внутренний для самой позиции аналитика характер, не связанный ни с частотой распространения данного типа невроза в популяции ни с историей медицинской науки.

Это является одной из главных причин того двусмысленного положения, которое навязчивый невроз занимает в аналитической истории, где ему так и не удается выйти на первый план в облике, который не содержал бы в себе черты теоретического формализма. Риторика, в которой о неврозе навязчивости ведут речь после Фрейда, является не столько психоаналитической, сколько нейтрально-врачебной – в ней больше констатации, чем эвристичности. Эта маргинализация обсессии резко контрастирует с двумя соседствующими крупными нозологическими единицами – истерией и психозом – которые в разное время подверглись активной «философской депатологизации» и получили культурно-политическую значимость, а вместе с ней и частичку активистской доблести.

За честь невроза навязчивости охотников побиться не нашлось, и это может означать только то, что он затрагивает позицию аналитика гораздо глубже и сильнее, нежели соседствующие расстройства. Исследованию, таким образом, подлежит сама эта затронутость, поскольку именно она, по всей видимости, создает область, которая в желании аналитика соответствует работе с неврозом навязчивости.

Глава 1 О началах субъекта навязчивости

Стандартная психоаналитическая пропедевтика обычно начинает с перечисления существующих видов невротических расстройств как равноценных – невроз навязчивости в этом списке обычно следует за истерий и предстает в качестве ее альтернативы – субъект обречен в своем неврозе следовать путем совершенно определенным. Это отвечает замыслу Фрейда, который с самого начала сопротивлялся искусительной возможности представить нечто вроде комплексного невротического расстройства. Навязчивость нигде с истерией не смешивается и представляет собой совершенно отдельный тип патологической структуры.

Тем не менее, это не означает, что для навязчивого невроза здесь сделано все возможное и потенция его обособления исчерпана. Даже самое тщательное различие этих двух базовых невротических предрасположенностей не защищает их от генерализации на медицинской почве. Навязчивость в ней предстает таким же симптоматическим комплексом как эпилепсия или паркинсонизм – оптика, которой Фрейд временами не избегает и которая была в определенной степени нужна ему для того, чтобы не покинуть пределы врачебного знания.