Желание убивать. Как мыслят и действуют самые жестокие люди

— Это очень показательный отрезок времени, — сказала я. — Она должна была заметно измениться сразу же после совершения преступления. Вполне возможно, что, вернувшись домой тем вечером, девушка ни с кем не общалась. Но ведь это старшеклассница, она живет с родителями, так что домашние могли обратить внимание на ее отрешенность и замкнутость в течение как минимум нескольких последующих дней. Она могла выглядеть нервной, раздраженной, встревоженной, погруженной в собственные мысли. Ее обычный режим дня мог сбиться. Она могла стать менее внимательной к своей одежде, меньше заботиться о своем внешнем виде.

— Слушай, Уокер, а местные полицейские не заметили ничего необычного на похоронах? — спросил Дуглас. — Мы знаем случаи, когда убийцы приходили на них и выглядели странно безучастными. Обычно они и с церковной службы уходят пораньше.

— Полиции она наверняка известна, — решительно заявил Ресслер. — У них не так много подозреваемых. Возможно, они уже опрашивали ее в ходе расследования и обратили внимание, что по сравнению с другими ребятами она заметно больше нервничала и огорчалась. Может быть, даже вызывалась помочь следствию.

— Ладно, народ, наверное, этого достаточно, — завершил обсуждение Уокер. — Я составлю психологический портрет и направлю его в полицию Оринды. Когда появятся новости, снова соберемся.

* * *

Вот и все. По окончании совещания привыкшие к такого рода трансформациям сотрудники мгновенно перешли от анализа страшных подробностей кровавой поножовщины к трепу о планах на предстоящие выходные, внутренней кухне офиса и бейсболе. Это было удивительно, но в то же время отчасти людей брали в ФБР именно по этой причине. Несмотря на различия между собой, все сотрудники ОПА обладали способностями сопереживать, не поддаваясь своим чувствам, и раскладывать по полочкам ужасы, не ужасаясь. Умение сохранять невозмутимость помогало им жить.

Мое же восприятие было иным. Работа с жертвами изнасилований не притупила мои чувства. Скорее, она помогла мне более полно осознать природу насилия и научила распознавать модели поведения и умыслы. Для этого я устанавливала своеобразный контакт с жертвой, знакомилась с ее историей и анализировала психологические основы случившегося. Таким образом я получала уникальное представление о психологическом портрете жертвы.

За это меня ценили сотрудники, в центре внимания которых обычно находился преступник. Меня часто привлекали к работе по делам, в которых нужно было объяснить различия в серии преступлений одного и того же преступника. Я помогала разобраться в межличностной динамике, например, в способах сопротивления жертвы или ее уступках ради самозащиты. Или высказывала мнение о том, какие ситуации могли спровоцировать или разозлить преступника. Но такой подход делал меня более подверженной эмоциям. Дела буквально застревали в моей голове. А когда преступников наконец ловили, я гордилась проделанной работой, но прежде всего испытывала облегчение.

Особенно это касалось дела «бобби». Из дюжины или около того дел, отработанных нашей командой профайлеров с начала 1980-х годов, оно было первым, где и нападавшей, и потерпевшей стороной были лица женского пола. В случае нашего успеха оно послужило бы громким утвердительным ответом на вопрос руководства Бюро о возможности применения профайлинга в работе по более широкому кругу дел. Такой ответ поступил спустя несколько месяцев, в декабре того же года.

Уокер сообщил мне, что арест наконец-то произведен. И добавил, что назначил повторное совещание с участием всех сотрудников.

* * *

— Итак, вот о чем я не сказал вам на нашем предыдущем совещании. Еще до начала нашей работы по этому делу у следствия уже был достаточно короткий список подозреваемых лиц. Вплоть до того, что одна из подозреваемых имела доступ к оранжевому Pinto, дружила с жертвой, училась в той же школе, состояла в организации «бобби» и по неизвестной причине отсутствовала дома в течение двух часов, соответствующих времени убийства. — Прежде чем продолжить, Уокер опередил нашу возможную реакцию: — Понимаю, понимаю ваши эмоции. Но местные полицейские исключили эту девушку после проверки на полиграфе, поскольку результаты не выявили ни одной попытки обмана.

— А как она объяснила свое двухчасовое отсутствие? Этот вопрос на полиграфе ей задавался? — спросил Дуглас.

— Она ответила, что подрабатывала няней. Кстати, так она и заполучила этот оранжевый Pinto своей старшей сестры. Развела и сестру, и родителей на эту свою историю про эту работу.

— Находчивая, — проворчал Рэй.

— Однако тут такая штука. Узнав про полиграф, я попросил прислать мне по факсу протокол и отдал его на проверку нашим ребятам. Они сказали, что тест был проведен спустя рукава. Сказали, что при другой постановке вопросов или при более корректных вопросах результаты могли быть совсем другими. И одного этого было бы достаточно, чтобы оставить ее в списке подозреваемых.

— Местным копам определенно нечасто случается расследовать убийства, — заметил Дуглас.