Желание убивать. Как мыслят и действуют самые жестокие люди

По окончании совещания я попросила Уокера уделить мне несколько минут. И в профайлинге, и в ОПА он был еще новичком, и я подумала, что мне будет полезно узнать его мнение об этом преступлении.

— Это удачный исход. Родителям будет хоть немного легче, — начала я.

— Наверно, ее бы так и не уличили, если бы она сама не сдалась.

— Может быть. Правда, трудно сказать, как на это повлиял твой план с повторным допросом. Но вообще-то я хотела поговорить не об этом. Меня интересуют твои общие впечатления об этом деле. И вообще, почему ты решил сосредоточиться именно на нем?

— В тесте Бернадетты на полиграфе было кое-что, что обращало на себя внимание, — сказал Уокер. — Мне бросился в глаза ответ на вопрос: «Считаете ли вы, что известность важнее убийства?» Было похоже, что внутренне она оправдала себя и использует это чувство, чтобы успешно пройти полиграф. Кстати, я выяснил, что в ходе проверок полиграфолог Рон Хилли задает специфические вопросы, ответы на которые может знать только преступник. Пройти такой тест непросто.

— Как ты думаешь, это была просто ревность и страх быть отвергнутой?

Уокер слегка качнул головой и сделал короткую паузу.

— Думаю, что налицо кое-какие нестыковки. Но теперь все вопросы к суду. Мое мнение уже не имеет значения.

— Имеет, если мы сделаем из этого определенные выводы. И может иметь огромное значение для нашего следующего дела, кто знает.

— Ну, ладно, — начал Уокер, тщательно подбирая слова. — Если взглянуть на это дело ретроспективно, то, мне кажется, мы все еще очень многого не знаем. Посмотрим на алиби, которое ей предоставила старшая сестра. Она же соврала: пыталась как-то прикрыть ее отсутствие дома. Думаю, что и про нож она тоже сказала неправду. У меня сложилось впечатление, что врали и родители Бернадетты. Причем не потому, что догадывались, что их дочь совершила убийство, а потому, что знали, что она ездит без прав. Думаю, когда родителям впервые позвонили из полиции, они решили, что их дочь попала в аварию. И прикрывали ее, не зная, что она на самом деле натворила.

— Ну а как, по-твоему, было на самом деле? — спросила я.

— Я считаю, что в тот вечер девица взяла на кухне нож и положила его в машину. А иначе как: она просто пошарила под сиденьем да и нашла его? Это, извините за выражение, полная херня. Но при этом я считаю, что убийство она не замышляла. На самом деле, наверно, просто хотела припугнуть жертву этим ножом. Но, исходя из ее модели поведения, нетрудно догадаться, что было дальше. Ею овладел тот самый страх быть отвергнутой. Сойти за свою — это было единственное, что ее волновало.

— А почему ты не сказал об этом на совещании?

— Потому что все эти парни — опытные агенты, а субъектом расследования был не какой-нибудь знаменитый серийный убийца. Так, единичный случай. У этих парней есть дела и поважнее.

В тот момент мне захотелось сказать Уокеру, что его дело имело важное значение именно по тем причинам, по которым он счел его незначительным. На каждого серийного убийцу, вычисленного ОПА, приходились сотни, если не тысячи единичных случаев, дела по которым так и оставались нераскрытыми. Само по себе количество таких дел свидетельствовало о том, что именно в них мы могли быть особенно полезны. А для того, чтобы профайлинг заработал в таких масштабах, мы не могли ограничивать себя в способах мышления и подходах. Для этих дел требовалось все разнообразие нашего опыта, взглядов и представлений. Ведь именно это и составляло реальную суть методологии профайлинга. Лучше всего мы проявляли себя в коллективных усилиях. Мы раскрывали дела, разбирая их на мельчайшие детали и вновь собирая в общую картину с учетом наших уникальных знаний о соответствующих моделях поведения. Совместная работа была главным преимуществом ОПА, на которое нам следовало опираться.

Но я сформулировала все это короче:

— Любое дело имеет значение. Все они одинаково важны.

* * *

1 апреля 1985 года Бернадетту Протти признали виновной в убийстве Кирстен К. при смягчающих вину обстоятельствах и приговорили к девяти годам тюремного заключения. 10 июня 1992 года она вышла на свободу по УДО.

Во многих отношениях это дело было именно таким, какое было нужно ОПА. Оно получило широкую огласку, успешно завершилось и доказало, что профайлинг может обеспечить прорыв в расследовании вне зависимости от личности преступника и количества совершенных преступлений. Журналисты, освещавшие процесс, при всем их критическом отношении к ФБР, необычайно лестно отзывались о «новом следственном методе». Эта позитивная реакция в прессе стала еще одним переломным моментом в истории ОПА. В публичной плоскости она породила новое представление о профайлинге как о важной составляющей общей картины борьбы ФБР с насильственными серийными преступлениями. Однако гораздо важнее было то, что наконец-то наша работа получила одобрение высших эшелонов власти Бюро, то есть тех, кто принимает решения, контролирует бюджеты и утверждает штаты.

Глава 6 Мисси