Желание видеть

Босх – это философия жизни и смерти, переданная через изображение, философия напрямую, в лоб. Что представляет из себя человек в процессе бытия? Тема обозначена в чистом виде, воплощена прямо перед нами, она никуда не уходит и никуда не уйдет. До Босха не было мастеров, которые в таком объеме с таким пристальным вниманием обращались к ней. Вернее, такие мастера были, но у Босха – законченный взгляд, сложившийся и оформленный окончательно. К его решению – жизнь, смерть, ожидание, путь – ничего нельзя добавить. Все знания, вся история, которую выстрадал его мир, перед нами налицо. Наглядно и буквально. Костры с ведьмами и еретиками и прочие поучительные зрелища – не то, что доступно глазам современного человека, но тогда… Достаточно выглянуть на Рыночную площадь, а дом Босха, как раз на нее и выходил. Праздничные аттракционы сохранились – они у Босха тоже есть, но всю драматическую полноту тогдашнего бытия вообразить почти невозможно. Такое впечатление, что свои наблюдения и соображения – фантазии и реальность Босх вытряхнул из мешка, они рассыпались, растеклись по поверхности и сложились в единую картину. Иронии маловато, но она такова, что заставляет поеживаться. Гротеск впечатляющий. Что лучше – быть заживо проглоченным, либо медленно поджаренным. Тут есть, над чем задуматься даже сегодня. В рыбьем брюхе не намного лучше, чем на адской сковороде. Конечно, не так жарко, но неудобств хватает и там. Босх идет по жизни с этим видением, и, принимая неизбежное, разглядывает его как бы со стороны. Такова его позиция. И эта позиция выглядит очень реалистичной.

Конечно, стоит развернуть и проанализировать само изображение. Занятие это само по себе интереснейшее. Но главное в том, как те люди видели и понимали течение жизни. Ее сущностное содержание, не эпизодическое, не цивилизационное, присущее каждому историческому отрезку, каждому свое, а именно сущностное. Вот человек, существо, вроде бы мыслящее, у него есть идеи, привязанности, он совершает какие-то поступки. И что из всего этого в конце концов получается. Такова реальность, выше которой человеческому сознанию просто невозможно подняться. Здесь верхний предел, потолок, выше которого невозможно запрыгнуть. Ни тогда, ни сейчас. Это нас с Босхом сближает, но это же и отталкивает. Что ни говори, с тех пор мы очень изменились. Не нужно думать о плохом, – советуют сегодня в культурном обществе, – это затрудняет процесс пищеварения. Потому Босха рассматривают скорее, как выдумщика, как иллюстратора ужасов, мрачного фантазера. И, если хотите, ищут в нем подтверждение собственного оптимизма. С утра до самого вечера и потом снова с утра. То, чем мы постоянно заняты. Событийность, разговоры, суждения. Встречи, расставания. Кто кому Рабинович. Для старшего возраста еще немного политики. Тот враг, тот, вообще, идиот, этот сволочь. А вот тот, вроде бы, ничего. Пикейные жилеты. Мир театра.

Босх выше такого понимания вещей. Пусть мы его считаем отчасти наивным. Но он выше по сути. Это чувствуется. В понимании человека, его нутра. В отличие человека, например, от червя. Или от коровы. Ведь человеческая сущность имеет свою специфику. Для этого у нас есть свое понимание. И объяснение к нему. Па-то-ло-гия. Патология – как задача искусства, продукт трансформации нескромных желаний. Отсюда и Зигмунд Фрейд с Карлом Юнгом. Искусство должно пугать, должно шокировать, возмущать, подстегивать, обострять. Казалось бы, такое объяснение близко к Босху, оттого он и в почете. А на самом деле, совсем не так. Ведь как у нас? Подкрался сзади и свистнул над ухом. Хозяин уха вздрагивает. Остальные смеются. Хозяин уха прячет эмоции в карман и присоединяется к общему веселью. Это современное понимание роли искусства. Это добавка к современному быту, мировосприятию. Предмет глубокомысленного любования крестиками и ноликами, линейками и цветными квадратами. Ну и, конечно, шуточки, розыгрыши. Ужастики.

В картинах Босха хватает шокирующих сцен, но они не вызывают возмущения. Они остаются в границах реальных ситуаций и событий. Они так и зафиксированы, в определенном ряду. В этом ряду всегда есть то, что нынешний авангардист может использовать. Потому они и считают себя Босховскими преемниками. Повесит разрезанную коровью тушу нутром наружу, и будет считаться откровением.