Желанная для него

Темно, хоть глаз коли. Уселся на кресло, что стоит как раз напротив душевой комнаты, закинув ноги крест-накрест, весь в ожидании потираю вспотевшие ладони о колени. Ну всё, приехали, Сладенькая! Я готов и не отступлю!

Терпеливо жду, когда Анька откроет двери и выйдет.

Никогда и никого так долго не ждал. И больше не собираюсь!

Выходит из душа, с обернутым полотенцем на груди.

Охает, заметив меня. Я, наверное, сильно громко сглотнул слюну от представшего передо мной вида. Поднимаюсь с кресла, медленно надвигаясь на неё.

— Я буду кричать, Яр, — говорит она мне и отходит назад, стараясь прошмыгнуть обратно в ванную.

— Обязательно! — соглашаюсь я с этим утверждением, уже представляя, как моё имя будет вылетать из её уст. Продолжаю двигаться в её сторону. — Минут через двадцать, если сейчас же прекратишь выёживаться!

Резким движением пресекаю её жалкую попытку съебаться от меня, пригвождая к стене. Наклоняю голову ниже, вдыхая её аромат. Такой тягучий, сладкий и будоражащий мои нервы, что с каждой секундой всё тяжелее контролировать себя. Не, это не духи, это она сама так приятно пахнет. В блаженстве прикрываю глаза и резко распахиваю их, разглядывая её лицо. Наверное, она в них что-то увидела, или просто прочитала мои похабные мысли, где я имею её во всех всевозможных позах.

— Ярослав! Прекрати немедленно! — командует Анюта мне срывающимся голосом, пытаясь отпихнуть меня от себя. Хер там! Я ж больше её в два раза! Глупенькая моя. Должна ж понимать, что в бассейне я ей позволил свалить, потому что обещал, в саду — потому что пожалел её чувства, дабы не травмировать психику, что всё увидят родители, а сейчас у неё ничего не получится. Не денется от меня никуда!

— Тебе бы в училки, сладкая! — улыбаюсь ей, опустив голову у самого её лица. Провожу своим носом по её щеке и резко хватаю девчонку за запястья. Отвожу руки ей за спину и цепляю их в замок, крепко фиксируя их своей ладонью. Молчит. Не боится и не трясётся, лишь смотрит как-то странно на меня, тяжело и рвано дыша.

Указательным пальцем правой руки начинаю медленно гладить вдоль кромки полотенца на её груди, вызывая рой мурашек, и не только у неё. Меня уже самого всего трясёт от перевозбуждения. Добираюсь до узелка махровой материи и резко дёргаю её вниз, разглядывая свои труды. Вот же чёрт! Всё пересыхает в глотке, когда вижу я её абсолютно нагую. Она прекрасна! Бесподобна! Просто богиня, честное слово! Она идеальная женщина! Самая лучшая для меня!

Девчонка пытается прикрыть себя руками, но я быстро сбрасываю их с неё. Мешают любоваться её телом.

— Ярос… — снова тянет свои ладони к груди, прикрывая их.

— Не. Смей. Никогда. Прятать. От. Меня. Себя. — намеренно выделяю каждое слово, чтобы поняла, что нужна мне. Что не просто хочу её.

Люблю!

Анюта неуверенно опускает руки вниз вдоль своего тела. А я слежу за этими неуверенными движениями, не в силах оторвать своего взгляда от неё.

Тяжело сглатываю вмиг загустевшую слюну. Во рту пересохло, как в пустыне. Чёрт!

Часто вздымающаяся красивая грудь с небольшими розовыми сосками тут же предстала предо мной, маня к себе, гипнотизируя, будто бы умоляя прикоснуться к ней и сомкнуть мои губы на этих прекрасных пиках. Веду ладонью по её руке от самого плеча по бархатистой светлой коже, перемещаю её под грудь, снова веду вниз по тонкой хрупкой талии. Кажется, сожми я чуть сильней, и она вся переломается у меня прямо на глазах. Веду ещё ниже, поглаживая её покатые бёдра. И не в силах удержать свой порыв, сжимаю ладонь на её заднице, оставляя свой след — огонь! Чуть не застонал в голос от удовольствия, честное слово! Анюта еле заметно дёрнулась от моей импульсивности, наверное, и от боли. Но молчит, не проронив ни слова. А я просто тупой похотливый кретин! Идиот! Придурок! Но ничего не могу с собой поделать! Это всё происходит на инстинктах, рефлексах. Я бессилен перед ними!

Член ужасно пульсирует в предвкушении сладостного погружения в неё. Улыбаясь, провожу языком по нижней губе по привычке. А она ловит этот момент, фиксирует.

— Яр… — взгляд её туманится, а ротик приоткрывается.

— Дети б тебя боялись и уважали, — продолжаю я свою мысль, так нагло и бестактно прерванную её ужимками. — Но я уже давно не ребёнок, Ань! Мне двадцать семь! И я буду делать с тобой всё, что захочу! Потому что ты — моя! Поняла меня?

Глаза её расширяются от удивления, она немного дергается в моих руках. Но куда уж там?!

Не в силах сдержать свои желания, присасываюсь к её губам, как пиявка, просовывая между ними свой язык.

Не сразу, но поддается мне, отвечая. Я бы улыбнулся от счастья, но я занят сейчас.

Странно даже, и не болит ничего: ни побитая рожа с разбитой губой, ни плечо, ни шея, ни спина — вообще ничего! Она — мой анальгетик. А я бы даже выразился чуть по-другому — наркотик. Я пристрастился к ней с нашей первой встречи, с самого первого дня, а теперь она будет моей.

Не отпущу!

Никогда!