Желанный

Я была смущена и нервничала. Но, черт возьми, это меня возбуждало, и я надеялась, что в темноте он не заметит, как мои соски напряглись под тканью бюстгальтера, а кожа покраснела.

Прежде чем я смогла сделать то, о чем он просил, он встал сзади, взял мои руки и положил их на стекло. Прикосновение было шокирующим, сильным, и бушующий жар заполыхал во мне, когда я сдалась, поддаваясь поразительной чувственности подчинения этому мужчине.

– Ты чувствуешь это, Энжи? Давление стекла? Оно давит на тебя. Оно держит тебя. Оно держит тебя здесь, в безопасности, рядом со мной.

Я едва понимала смысл его слов. Но чувствовала, как его голос обволакивает меня, словно покрывая мое тело поцелуями. Чувствовать лишь его руки на своих, и его дыхание на своей коже, такое же опаляющее, как луч летнего солнца.

– Что, если стекла не будет? – Его голос был нежным и мягким, словно естественнее мысли быть не может. – Ты бы не упала, Энжи. Ты бы взлетела.

Я зажмурилась сильнее. Он уже полностью завладел моим телом, но теперь в его власти оказалось и мое воображение.

– Может быть, ты бы не убрала стекло специально, однако, если бы преграда исчезла, ты бы испытала все. Ты бы раскинула руки и обняла пустоту. Вдохнула бы воздух и почувствовала, как ветер обдувает твое тело, собирая тебя в единое целое. Поднимает тебя вверх. Потому что именно об этом ты думаешь, не правда ли? Не прыжок. Не падение.

Я втянула воздух, вздохнула, прижимаясь задницей к его паху. Он был напряженным, и, помоги мне боже, я уже текла.

– Ты хочешь лететь, Энжи, – прошептал он и вдруг провел губами по моему уху. Я задрожала, и, о мой бог, знала: если он еще раз прикоснется ко мне, я кончу, взорвусь с ранее невиданной силой.

И все, что я могла сделать, это просто стоять, пропуская жар прикосновения сквозь себя, и безмолвно молить его, чтобы он никогда не уходил. Чтобы этот момент никогда не закончился.

Эван переместил руки на мои плечи, после чего опустил их, положив ладони на мои ребра. Его большие пальцы легли мне на спину, а остальные касались груди. Я прикусила нижнюю губу, чтобы не вскрикнуть, не двинуться. Чтобы не сделать что-нибудь, что заставит его остановиться. Остановит эту чудесную фантазию.

Его руки проделали путь еще ниже, обхватив мою талию. Я не особенно маленькая, но чувствовала себя миниатюрной и хрупкой, потому что в этот момент он мог меня сломать. Уничтожить меня полностью сладко и приятно.

– Энжи, – сказал он, и начал поворачивать меня к себе.

Я закрыла глаза, запоминая этот момент. Но прежде чем я повернулась, прежде чем хотя бы допустила возможность того, что он поцелует меня, момент был разрушен, разбит на осколки резкой мелодией моего телефона.

Он убрал руки, и когда он это сделал, я услышала еще один звук. Стон.

Уверена, он исходил от меня.

Я открыла глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как лицо Эвана превращается в окаменевшую непроницаемую маску. Я не знаю, как оно выглядело до этого, но представляла себе желание в его глазах.

Я почувствовала, как сердце сжалось, потому что мы упустили момент. И я отлично знала, что мы уже никогда его не вернем.

– Тебе стоит ответить, – сказал он.

– Что?

Он посмотрел вниз на мою крошечную сумочку, которую я решила сегодня взять только потому, что у меня не было кармана для телефона.

– О, – я уже забыла. – Это сообщение.

Я нашарила телефон и посмотрела на дисплей.

– Кевин?

– Флинн, – ответила я быстро, не желая поднимать тему про Кевина. – Помнишь? Мальчишка, который жил вниз по улице от дяди Джена в Кенилворфе.

– Наверно, уже не такой мальчишка, – сказал Эван таким тоном, что женская часть меня затрепетала от удовольствия.

– Нет, – сказала я небрежно, – уже нет.

Я внимательно смотрела на его лицо и на мгновение мне показалось, что он тянется ко мне. Что он собирается притянуть меня к себе и прижать свои губы к моим, увлекая нас обоих за это чертово стекло.

Но момент прошел, и он отвернулся, чтобы посмотреть на потемневшее озеро.

Некоторое время мы стояли в тишине. Затем он заговорил, низко и спокойно.

– Я тоже думаю о том, чтобы прыгнуть.

– Самоубийство? – вставила я.

– Нет. – Он повернулся ко мне и то, что я увидела в его лице, не было ни жаром, ни желанием, всего лишь решимостью. – Высокомерие.

В замешательстве я наморщила лоб.

– Я настолько высокомерен, что считаю себя способным контролировать собственное падение, – пояснил он.

– Но ты не можешь, – сказала я, думая о своей сестре. О своей жизни, о своем дяде. – Никто не может.

Его ухмылка была широкой, откровенно сексуальной и отчаянно печальной. Он протянул руку и легонько потрепал мою щеку.

– А ты смотри.

Я так и сделала: смотрела, как он уходит. Я осталась во дворике одна. Только я, мое смущение и страх. Не говоря уже о паре дюжин людей, которых я едва знала. Все мы на этой чикагской крыше неслись через время и пространство вселенной.

Не двигаясь, я смотрела ему вслед. Практически не думая. Позади меня начали взрываться фейерверки на Пире, и внезапно небо оживилось цветом. Я этого почти не заметила. Я видела лишь Эвана, заслонившего меня от поглощающего серого цвета.