Желать невозможного

Илья Евсеевич поморщился: он представил, как пятилетний ребенок рассматривает обезьян и жирафов, а на него во все глаза пялятся люди в черном. Смеяться не хотелось. Илья Евсеевич боялся даже думать, что все может сорваться. Пятнадцать лет он шел к этому моменту – с тех пор, когда начал сотрудничать с братом: предприятие, конечно, не было тогда таким огромным и могло рассыпаться в любой момент, в один из финансовых кризисов, потрясавших тогда Россию. Конечно, Борис начинал не совсем с нуля, хотя достаточных средств для того, чтобы развернуться, у Флярковского не было. Имелись связи, возможность поучаствовать в приватизации лежащих на боку государственных предприятий. Борис находил людей с бешеными деньгами – в те годы многим непонятно откуда свалились на голову огромные незаработанные средства: кого-то эти деньги убили сразу, кто-то непонятно как успел быстро истратить все, и лишь немногие приумножили капитал. Но Борис хотел работать. Он был удачливым бизнесменом: все, что брал, возвращал с огромной для себя прибылью, только не афишировал успех и личный достаток: не приобретал дорогих автомобилей, жил в маленькой квартирке, обставленной дешевой мебелью советских времен, скромно одевался и при этом работал, работал, работал… Даже Илья, ютясь в тесном офисе, переполненном сотрудниками, вкалывающими за гроши, вместе со всеми предполагал, что предприятие вот-вот рухнет. Было время, когда Илья всерьез думал подыскать себе новую работу. Но фирма развивалась, и в один прекрасный день появился новый офис – целое здание, напичканное оргтехникой, камерами слежения, переполненное новыми бодрыми от собственных планов сотрудниками, молоденькими секретаршами и крепкими охранниками. Неожиданно оказалось, что предприятие старшего брата – один из монополистов на рынке лекарственных препаратов. Только Илье от этого легче не стало: он по-прежнему был почти рядовым сотрудником, получающим соответствующую его положению зарплату. Борис не допускал его до руководства. И даже когда Флярковский-старший создал правление концерна и совет директоров, Илья не вошел в их состав. Это было больше чем оскорбление. Единственное, чем брат удержал его тогда, – дорогим автомобилем, прибавкой в зарплате и обещанием в скором времени дать Илье в руки собственное дело. Филиал, конечно, не собственное дело, но все же он принес некоторый достаток, дал возможность как-то наладить жизнь. Обидно только, что все окружающее теперь Илью ему не принадлежало. Дом, квартира, даже личная охрана Флярковского-младшего – все было собственностью Бориса. А что такое квартира – пусть даже самая шикарная? Или дом? Просто место для жилья. Миллион – мечта для идиотов. Зачем Илье мечтать о подобной карманной мелочи, когда концерн приносит полмиллиарда годовой прибыли? Может, и поболе – Борис был в подобных делах скрытным человеком и не распространялся о своих доходах. Почти пятнадцать лет Илья бился за свою судьбу, за свое место в жизни, ждал приближения звездного часа. И вот теперь, когда все уже в его руках, какая-то мелочь не дает спокойно жить. Имя этой мелочи – Олег Игнатьев, не Олег Флярковский даже, а следовательно, и не родственник вовсе. Мальчик, глупый и неразумный, не представляющий, что такое деньги и власть. Маленькое существо, для которого мультики, зоопарк и щенок на мокрой подстилке – величайшие радости жизни.

Мелочи, но все существование состоит из мелочей, которые делают жизнь человека счастливой или превращают ее в нескончаемую пытку. И сама жизнь – тоже мелочь, если не приносит денег и власти. Неужели Менжинский не понимает этого, пытаясь развлечь разговорами о каких-то бабах?

– Илья Евсеевич, помните, я рассказывал, что докторишку подвозили домой на машине, принадлежащей детективному агентству «Перехват»? Потом мне сделали снимки человека, пользующегося этим автомобилем постоянно. Кажется, на одной из этих фотографий он зафиксирован вместе с этой самой Кристиной.

Илья Евсеевич поднял глаза на Менжинского и произнес негромко и зло:

– Гони ее отсюда, и немедленно!

38

Кристину довезли до ближайшей станции метро. Она решила, не заезжая домой, отправиться к Насте. Вечер был по-летнему теплый, хотя начало сентября – далеко еще не осень. То, что ее выставили из дома Флярковского, не обидело и не оскорбило: захотели – позвали, стала не нужна – попросили уехать, тем более что сделали это достаточно вежливо и денег заплатили столько, сколько обещали.

Леонид Иванович, отсчитывая купюры, спросил только:

– Что же ты обманула? Сказала, будто жених у тебя студент, а он у тебя ментом оказался.

– Это вы о чем? – не поняла Кристина. – Кто ментом оказался?

Но Менжинский не стал объяснять, протянул ей деньги и, не прощаясь, ушел.

Соне она сказала, что обстоятельства не позволяют ей оставаться здесь дольше. Та не удивилась и уговаривать остаться не стала.

– И я скоро в город вернусь, – сказала она, – я здесь никому не нужна.