Желчный Ангел

Сергей Петрович знал, что и без всяких карт она хозяйничает в его теле. Со временем привык и даже мысленно открывал под грудью невидимую дверцу: «Заходи!» Мира стала его неотъемлемой частью, подобно воздуху в легких или лимфе в сосудах. Но воспринимать ее как женщину, как возможную любовницу он не мог. Это было противоестественно и попахивало кровосмешением.

Любое изменение в жизни писателя Мира знала наперед. И то, что ждало Грекова после уральского санатория, мучило ее нестерпимо, вскрывало вены. Но, как с любым неизбежным событием, Тхор смирилась, нацепив на лицо улыбку и укутавшись в покрывало нарочитой беспечности.

Лишь одно обстоятельство никак не вписывалось в понятный ей порядок вещей – Маргошина беременность. Было чувство, что Иной затеял очередную игру, не посвятив ее, Миру, своего посредника, в хитрую и жестокую комбинацию.

* * *

Марго не осилила и половины бокала шампанского и, извинившись перед Мирой, попросилась домой.

Вадим набрал ей ванну, положил в пенную воду, долго растирая губкой гладкое, как голыш, тело и слегка отекшие ступни. Затем завернул в пушистое полотенце и отнес в кровать.

– Завтра очередное УЗИ, – сказала она, засыпая.

– Я помню. Проводить тебя?

– Нет, справлюсь сама. Выжми апельсин на завтрак. Замучила тошнота.

Она уснула в неудобной позе, застыв в незавершенном повороте на правый бок. Хирург трепетно перенес ее ноги, подложив под них подушку, расчесал волосы и накрыл одеялом.

Душа сладко ныла в предчувствии ребенка, рука постоянно тянулась к ее животу в надежде не пропустить первый толчок, уловить малейшее движение. Вадим усилием мысли воспроизводил очертания эмбриона, его позвоночный изгиб, его крошечные ручки, большую голову. И представления подтверждались снимками УЗИ, на которых белый головастый птенец плавал в черном кромешном космосе.

Вадик оказался сумасшедшим отцом, дико утомлял Маргариту своим вниманием, но в то же время не переставал удивлять – он не был похож ни на одного из предыдущих самцов.

* * *

Узистка, дородная женщина с грудным голосом, водила сканером по скользкому животу Маргариты и с удовольствием причмокивала.

– Ох хорош, развивается хрестоматийно! Молодец, мама!

Платные медики были щедры на комплименты и бесконечно назначали новые исследования.

– Это мальчик или девочка? – спросила Маргарита.

– Увидим на двадцатой неделе, – ответила врач, – сейчас пока рано, только двенадцатая.

– Как же мучительно медленно, – вздохнула Марго, – токсикоз не дает жить.

– Не торопите время, милая, – улыбнулась узистка, выливая на Маргошин пупок очередную порцию липкого геля, – потом будете вспоминать этот день и счастливо улыбаться.

Из принтера со скрежетом выползла фотография, которую толстая медичка вручила беременной.

– Вот, очередная фоточка в ваш семейный альбом, – приветливо сказала она.

Маргошу бесило слово «фоточка», но она натянуто улыбнулась и бросила снимок в сумку.

Раздражение усиливалось потерей четырех клиентов, которые внезапно отказались от нее в пользу конкурентов. Она подолгу беседовала с коллегами, чтобы понять, сдвинулся ли рынок психологических услуг, но никто не лишался пациентов массово. Маргарита не находила этому объяснения и срывала зло на муже.

– Послушай, даже если рассуждать с твоих позиций, – успокаивал ее Вадим, – Вселенная освобождает тебя от работы, дает возможность сконцентрироваться на самом главном – нашем ребенке. Разве плохо?

– Гребаная Вселенная лишает меня главного – реализации в деле, которое я обожаю, заставляет чувствовать неудачницей. Какие эмоции я передам при этом ребенку? И не смей мне больше манипулировать Вселенной!

– О, это по твоей части. Я оперирую понятиями, которые имеют форму, цвет, плотность и другие вполне себе измеряемые показатели, – развел руками хирург.

Чтобы как-то развеяться, Марго ходила по детским магазинам, рассматривая вереницы автомобилей, армии киборгов, коробки конструкторов. Ловила себя на мысли, что тянется к витринам для мальчиков и видит Васю, грызущим погремушку, собирающим лего, готовящим уроки, стоящим в первом ряду выпускников магистратуры в квадратной академической шапочке.

«Визуализируй, – советовала она когда-то бездетной Тане. – Выстраивай комнату, придумывай наряды, купи ботиночки, наконец».

Маргошин взгляд уперся в коричневые ботиночки на липучке размером чуть больше указательного пальца. Явно мальчишеские, с черными точками по всей поверхности, узором напоминающие нечто среднее между божьей коровкой и леопардом.

Марго поставила их на ладонь, улыбнулась и представила Васю, шатко ступающего по земле в этих пятнистых башмачках. О том, что ее ребенка будут звать Васей, она сообщила Вадиму в первый же вечер знакомства.

– А если девочка? – удивился хирург.

– Девочка? При чем здесь девочка? – растерялась Марго. – Ну, Василиса…

С леопардовыми ботиночками и какой-то рандомной бутылочкой, увенчанной голубой силиконовой соской, она подошла к кассе.

– Ждете мальчика? – дружелюбно спросила кассирша.

– Жду Васю, – отрезала Марго.