Железяка и Баламут

– Не доказано. Обоснована лишь бесконечность Вселенной. Как вы можете доказать отсутствие чего-либо в ней, если она бесконечна? Но думаю, о Нем говорить с тобой пока рано. В твоих мозгах сейчас много мусора, и ты ничего не поймешь. Даже на шаг не приблизишься к пониманию…

Железяка почувствовал себя оскорбленным. До сего момента Бог ему даром не требовался, но теперь он готов был едва ли не грызться за право приблизиться к Нему и пониманию Его.

– Есть смысл говорить о другом, – продолжал Мышь, – более доступном твоему либеральному мышлению. То, что ты видишь сейчас вокруг, это ворота. Вход в Город.

Надо будет посмотреть, вскользь отметил Железяка.

– В данный момент он закрыт для тебя, – укоротил его желанья Мышь. – Когда-нибудь, возможно, ты войдешь в него. Ничего не могу обещать. Все зависит от тебя. От того, насколько ты усвоишь то, что я сообщу тебе. В вашем мире сейчас все настолько искажено, что для тебя и таких, как ты, это счастливый шанс понять, приблизиться и удостоиться.

А кто сказал, что мне очень туда надо, дал отступного Железяка. Подумаешь, город. Чего я там не видел. Дома, улицы, фонари, аптеки…

– Какие фонари? При чем тут улицы? – Мышь выглядел удивленным и даже чуточку вытаращенным. Красноватые глаза-бусины казались приклеенными к шелковой мордочке.

А что, удивился в свою очередь Железяка. Город, он же и в Африке город.

Мышь молча сделал быстрое, скользящее движение лапой, будто потянул за невидимую веревочку, и Железякин «перископ» внезапно очутился на одном уровне с остроносой усатой мордочкой. Теперь Железяка смотрел прямо в алеющие глаза и представлял себя бабочкой, наколотой на булавку мышьей учености.

– Город – это… родина. Все мы родом оттуда. – Мышь как будто притянул Железяку к себе за галстук для разъяснения ситуации. – Город – Образ сотворенного Мира, каким он был в начале начал. Модель, если тебе так понятнее.

Железяка заинтересовался. Каков масштаб уменьшения?

– Увеличения, мой друг, увеличения. Образ Мира несопоставимо велик, чтобы сравнивать его с миром материальным, в котором живете вы. В действительности вы, люди, меньше, чем кажетесь себе.

Железяка подумал, что где-то уже это было.

– Да, да, твои же слова. Ты говорил, что не знаешь, каким должно быть твоему миру. Я скажу тебе так: это вопрос о том, каким должно быть блудному сыну. Совершенно все равно каким, до той поры, пока не настанет время возвращения домой. Блудный сын – это твой мир. Город – ваш дом, и вас ждут там. Возвращение – единственное, что должно быть. Любые странствования заканчиваются им. Но вы устранствовали слишком далеко и почти забыли, откуда вы родом. Помнят немногие. Их слишком мало, чтобы повернуть колесо вспять… Блудный сын, ты должен вернуться сам и хотя бы попытаться привести к Начальному Образу твой мир, – быстро закруглился Мышь.

Я? Как это? Почему я? Слова Мыша заставили Железяку трепетать и ужасаться. Ведь он никогда не принадлежал к сильным мира своего, отчего же возлагают на него столь непомерную и такую непонятную ношу?

– Не все ли равно кто. Раз уж этот алкоголик, – Мышь махнул хвостом, указывая на Кота, который приговаривал, жмурясь, очередную рюмочку, – пришел к тебе, значит, тебе и выпало. Может, ты ему понравился?

Железяка посмотрел на Кота, вложив в этот взгляд все подобающие случаю сокрушительные эмоции. Но Баламут не обратил на кормильца никакого внимания. Понравился я ему, значит, ну-ну. Если бывают мысли, которые думаются сквозь зубы, то это была именно такая мысль. Это большая честь для меня, сардонически адресовался он затем к Мышу. Только как же это возможно? И так ли уж нужно?

– Думаешь, не нужно? – Мышь задрал верхнюю губу, что, вероятно, означало усмешку. – Тогда объясни, отчего вы так страстно мечтаете о контактах с инопланетянами, дружбе с галактическими соседями? Вам одиноко в вашем устранствовавшем невесть куда мире. Мы, мы ваши ближайшие соседи, так почему бы вам не установить контакт с нами? В смысле, не возобновить? И еще. Почему так много ваших думают о своем мире как об иллюзии и тоже домогаются чего-то иного? – Он покрутил лапой в воздухе, демонстрируя «иное». – Чтобы убедиться, что он настоящий, вам нужно вернуться, пока не поздно. Иначе он в самом деле станет пеленой иллюзий, – Мышь изобразил нечто вроде хихиканья, – простынью Майи, ловким фокусом проходимца, привидением и… как это у вас сказано – «сам обманываться рад».

Уже. Уже стал, угрюмствовал Железяка.

– Еще нет. Рыба тухнет с головы. Тебе показали эту голову. Имей в виду, процесс пока еще обратим.

Да понял я, понял уже. Что делать-то? Что я-то могу сделать?

– А это на твое усмотрение. Как сочтешь. Мы, конечно, чем можем, поможем. Этот вон, – взмах лапой, – не даром потребляет свой Вискас. Ну а вообще-то… – Мышь пошевелил усами и подвигал розовым носом, – без Матрицы тут не обойтись. В вашей терминологии.