Железная Империя (СИ)

Если бы не боль, он был бы уже мертв.

Он смог; он сделал то, что еще никому не удавалось — перенес себя и четверых человек Штормом Силы.

В тот миг, когда Сила обняла их плотными ладонями и утянула в раскрывшийся портал, он ощутил, как ослабевает зверская хватка Скайуокера — наследственное это у них, что ли, ха-кха-кха, — и осторожно отпускают силовые путы Инквизитора, до того раскаленными тросами стягивающие, корежащие изломанное тело.

Этот мерзавец давил и мучил намеренно, вымещал свою злобу, утолял жажду мести, до дрожи в пальцах желал самоутвердиться и возвыситься. Настырный и тщеславный, во время переброса он бесцеремонно влез в разум Малакора, пользуясь тем, что враг ослаблен и не способен сопротивляться, и торопливо и жадно похищал те секреты, которые Малакор изучал десятилетиями. Все попытки сопротивления он подавлял жестоко и ужасно, отчего в мозгу вспыхивали черные вспышки нечеловеческой боли.

А Скайуокер в это время все так же молча и бесстрастно держал Строга за горло…

Банда мародеров, словно головорезы в третьесортной прокуренной и провонявшей дешевым пойлом кантине, ха-кха-ха…

Но отвратительнее всего было то, что Пробус…

Нет, не предательство. Это не было предательством, Строг просто не разглядел под одержимостью Пробуса его неумолимую целеустремленность. Пробус лгал. С самого начала он лгал, он готов был сказать все, что угодно, поклясться чем угодно, лишь бы получить желаемое.

Он дал бы себе руку отрубить, если бы это помогло ему добиться своей цели.

Одержимый идеей мести, он заставил его, Малакора Строга, делать то, что нужно ему, Пробусу.

Вынудил.

Заставил.

Вымучил.

Алария достигла своей цели — императорского дворца, и, возможно, совершит месть, такую сладкую, такую желанную — до экстатической дрожи, — и Пробус, ощущая ярость и жгучую, невыносимую боль Вейдера, уязвленного в самое сердце, упьется ею до наркотической невменяемости, до оргазма.

А Малакор…

Ха-кха-кха…

Он, ослепленный, оглушенный, выпитый досуха, с вывернутым наизнанку, обшаренным до самых темных уголков сознанием, выпотрошенный этими погаными грязными мародерами, валяется у подножия имперского дворца, словно отработавший свое, сломанный механизм.

Негодная, послужившая, сделавшая свое дело вещь, отброшенная прочь Пробусом. Как унизительно — ощущать себя вещью этого куска плазмы, в который подсадил душу и разум собственными руками…

Кто-то когда-то говорил, что Дарт Акс неуправляем и использует всех, кого сможет коснуться, и что крайне самонадеянно было вызывать его из небытия, и еще более самонадеянно рассчитывать, что Пробус-Акс покорится и будет союзником. Кто это был? Или это всего лишь издевательские мысли Инквизитора, перетекшие в истерзанный пытками разум Строга?

— Добро пожаловать в императорский дворец.

Кажется, слух и зрение начали возвращаться, ранкор вас всех сожри, и первое, что оглушенный Малакор услышал — это мерзкий, издевающийся голос этого говнюка.

Строг поднял голову, и увидел, что лежит на ступенях, куда вынес его Шторм. Инквизитор стоял над ним, закрывая собой солнечный свет, оглядываясь по сторонам. Выглядел он не блестяще; его шелковый шлейф был оторван и висел грязными лоскутами, вся одежда была серой от грязи и мусора, и грязное от пыли лицо, на котором расплавленным золотом горели яростные глаза, иссечено в кровь.

Но его темная Сила, подпитываемая страхами, чужой болью, самым гнусными мыслями, оставалась при нем, и от этого он выглядел еще более зловеще и грозно. Казалось, она сочится из всех его пор и густыми тенями, черными ручейками, дымным туманом стекает по ступенях, на которых Инквизитор расположился с присущим ему изяществом.

"Даже сейчас рисуется", — с брезгливой неприязнью подумал Строг, жадно глотая воздух.

Люк тоже был рядом. Молодой джедай был потрепан меньше Инквизитора, кажется, его тутаминис уберег его от большинства повреждений, у него даже одежда не запылилась, когда он входил в своем защитном коконе в кипящий поток Шторма.

Все так же безмолвно, словно отрешенно, он ступил ближе к Строгу, и тот со стоном уронил голову, кляня себя в очередной ошибке.

Нужно было бросать всех и тотчас уходит самому, как только он понял, что именно провернул Инквизитор. Два абсолюта… это даже постичь трудно. И невозможно — победить.

— Твое время прошло, старик, — сиплым, словно сорванным голосом прохрипел Фрес, ступив еще на одну ступеньку вверх, свысока глядя на поверженного врага. Мысль об Аларии, которая рыщет где-то по дворцу, влекла его прочь, но Инквизитор не мог не насытиться унижением и отчаянием соперника, не мог уйти, не причинив ему еще большую боль. — Ты ставил на единство Повелителей, но тебя все предали, и ты остался один, а один ты не соперник мне. Повелители Ужаса могли только обманывать и пугать, но они всегда были слабы! Есть только Сила; и я ставлю знак равно между Силой и властью. Поэтому империя и галактика мои, а не твои. Ты слаб.

"Тщеславный щенок!! Да мы же и не бились один на один!! Ха-кха-кха…"