Железная хватка графа Соколова

Графские лошади уже стояли у крыльца, под широким чугунным навесом. Соколов не спеша вышел из подъезда. Филеры зашевелились. Сыщик вспрыгнул в коляску. Сытые, застоявшиеся жеребцы резво взяли с места. Полицейский извозчик тоже хлестанул лошадь. Та рванула, но тут же запуталась в попорченной упряжи, упала на передние ноги.

Филеры заметались. Тот, который был ближе к коляске Соколова, неразумно прицепился к задку. Соколов был вынужден применить прием английского бокса. Нокаутированный филер грохнулся на булыжную мостовую.

Страшная месть

Соколов без хлопот оторвался от своих преследователей. Подумал: «Городовые и филеры — славные ребята, а вот пришлось воевать с ними».

Прежде чем ехать к государю, сыщик направился в редакцию. Размещалась она неподалеку — в начале Невского, наискосок от Николаевского вокзала.

— Где у вас тут сидит Шатуновский? — спросил Соколов у привратника.

— Это который Беспощадный? Да вон в той, возле ватерклозета, комнатушке, — сообщил жизнерадостный привратник. — Поздравления от коллег принимает. Читали, как он под орех графа Соколова разделал?

— Ну, и я его поздравлю!

Соколов вошел в небольшую, прокуренную комнатушку. За столом, стоявшим у окна, сидел рослый, с лошадиной головой и курчавой прической дядя лет сорока. Возле него разместились разномастные людишки, с интересом слушавшие дядю и весело хохотавшие.

Едва Соколов оказался перед столом, как все испуганно замолкли. Гость влез в карман макинтоша, вытащил смятую газету, показал дяде:

— Кто автор?

— Допустим, я! А что?

— Я — граф Соколов! Все, что тут намарано, — вранье. Откуда у нынешних писак такая болезненная страсть к лживым обличениям? Бедность заставляет? Или подлость?

— Мне сведения дали в полиции! — заносчиво произнес фельетонист.

— Ну а теперь ты, борзописец, сожрешь свое сочинение! Надо же, чем гнуснее личность, тем сильнее она пылает обличительной страстью. Ну, разевай хайло!

— Полицию, скорей зовите полицию! — заверещал обличитель и попытался спрятаться под стол.

Соколов выволок его оттуда, разложил на столе. Затем нажал на скулы — рот разинулся, показав желтые крупные зубы. Сыщик не спеша затолкнул в задыхающуюся глотку газету.

— Другой раз подумаешь, как марать честь других! — и вышел, долбанув дверями.

Сотоварищи борзописца сидели не шелохнувшись.

* * *

Теперь путь Соколова лежал прямиком в Новый Петергоф — к государю.

ОХОТА

Совершив акт возмездия над газетным писакой, Соколов понесся в Новый Петергоф. Там на даче «Александрия», проводил осень государь со своей Августейшей фамилией. Сыщик еще не ведал, что его со всех сторон обложили, как матерого волка.

Решительные меры

Министр внутренних дел Макаров, нервно хрустя суставами пальцев, расхаживал по кабинету. Только что ему позвонил начальник сыскной полиции Петербурга Филиппов. Ядовито усмехнувшись, он сообщил:

— Граф Соколов на сей раз превзошел все мыслимые пределы, отличился новыми безобразиями. Кулаком проломил нос нашему лучшему филеру Уткину, а затем в редакции газеты «Северная Пальмира» засунул газету в глотку известного фельетониста Шатуновского-Беспощадного.

— Где Соколов сейчас?

— Направился в сторону Петергофа. Организовать погоню?

Министр почесал кончик носа, подумал, быстро произнес:

— Вы, сударь, уже оплошали. Я приму свои меры!

Тут же приказал телефонной барышне:

— Соедините с Новым Петергофом! Мне нужен командир собственного Его Императорского Величества пехотного полка генерал-майор Комаров.

Комаров был отыскан, и министр вежливо попросил:

— Сейчас к вам несется граф Соколов. Да, который сыщик! Он жаждет добиться встречи с государем, дабы просить помиловать опасного террориста. Этого допустить нельзя. Задержите сыщика и затем отконвоируйте ко мне, на Фонтанку. Возьмите достаточное количество людей. Полагаю, потребуется не менее взвода — уж очень неукротимый он, этот Соколов. Считаете, что вполне полдюжины хватит? Вам, генерал, видней. Честь имею!

Закончив разговор, министр посмотрел на образа и просяще сказал:

— Господи, хоть скорей бы спровадить этого буяна в большевистское гнездо! Пусть там развернет свою натуру на благо империи.

Министр, человек робкий и осторожный, никогда не признался бы, что завидует удали знаменитого графа.

Засада

Дорога, по которой часто ездил сам государь, была тщательно ухожена, выровнена. Вдоль нее рос густой хвойный лес.

Кучер Василий знал эти места, как родную конюшню.

Он повернул к Соколову веселое, румяное лицо:

— Меньше версты, барин, остается! С ветерком домчались...

Соколов откликнулся, и встречный резвый ветер не заглушил его слова:

— Это-то и удивительно! Сердце говорило, что нас тут каверзы ждут. — Вдруг осекся, протянул вперед руку: — Василий, глянь: вон за елками, на повороте, что темнеет?

— Медведи, может? Тут раньше часто шастали. Однажды шатун нашу лошадь задрал.

— Чего же ты оробел, за животное не встал?