Железная рука

— Ну, ну… Вставай!..

Вдруг звонкое чиханье сотрясло спасенного, из носа вырвался красный фонтан крови.

— Будь здоров! — сказал Мустик, радуясь возвращению товарища к жизни.

Фишало наконец пришел в себя, узнал друзей, убедился не без радости, что он снова на твердой земле, и, заикаясь, произнес еще не окрепшим голосом:

— Еще бы немного — и мне каюк. Вода для меня — проклятие. Я чуть не утонул. Правда!

— Ты можешь идти? — озабоченный Железная Рука.

— В общем — да.

— Тогда в дорогу!

— Хотел бы вас поблагодарить от всего сердца. Знайте… моя признательность…

Но спаситель взмахом ружья пресек излияния.

Индеец, не вымолвив ни слова, не сделав ни жеста, подозвал собаку и тронулся в путь. Левой рукой он бережно сжимал длинное ружье — чудо прочности, изобретательности и точности, крепкое, гладкое и отполированное, как кристалл.

Железная Рука, Мустик и Фишало шли следом за краснокожим, а тот, тихонько раздвигая ветки, скользил, словно змея, среди густых зарослей, которыми был покрыт берег. Время от времени он делал им повелительный знак и, стиснув зубы, издавал тихий свист.

— Не делать шума!

Они прошли пятьсот — шестьсот метров, когда Генипа остановился у края опушки, посредине которой догорал костер. Сквозь отвратительный дым были видны жестикулировавшие люди.

— Мадьяна, бандиты, — прошептал Железная Рука, сжав кулаки. — Они далеко… Их много! Как достичь хижины, ведь надо преодолеть весь этот заслон…

Индеец повернулся и просто сказал:

— Оставаться тут! Я зайти с той стороны… я одна… и убить вся шайка. Не шевелиться.

Этому приказу следовало повиноваться беспрекословно. И трое друзей устроились за огромными пнями, а краснокожий пополз, работая локтями и коленками. Он передвигался с неслыханной быстротой, бесшумно, огибая кусты, ветки, которые скрывали его от бандитов. Вскоре Генипа стал и вовсе невидимым, поскольку весь покрылся пылью, которая слетала на него с разлагавшихся растений.

Индеец остановился метрах в ста пятидесяти от ничего не подозревавших негодяев. Он притаился за огромным пнем и не спеша стал наводить на группу свой сарбакан. Уперев оружие в выступ на земле, краснокожий порылся в холщовом мешке, висевшем у него на плече, ввел в трубку оперенную стрелу, прижался губами к отверстию и с силой дунул.

Железная Рука с бьющимся сердцем, сгорая от нетерпения, естественного для его деятельной натуры, внимательно наблюдал за индейцем, потом тихо выдохнул, обращаясь к Мустику:

— Какого черта он там возится?

— Ах, месье… вы не догадываетесь? — паренек. — Вы, вероятно, не так уж давно в этом краю?

— Четыре дня, и никогда раньше не видел индейцев…

— А, тогда все понятно. Но прежде, чем я вам все объясню, там кое-кто хлопнется. Поглядите! Видите, как они всполошились, а ведь сами бузу заварили.

— Да.

— Черт возьми! Один уже есть! Однако это только начало. Сейчас увидите, как Генипа уложит их всех одного за другим. Ждать недолго…

И впрямь первый бандит рухнул как подкошенный, а его приятели в испуге забегали и засуетились.

Индеец, по-прежнему невидимый, снова начал смертоносное действо.

— Страшное оружие, — прошептал озадаченный Железная Рука.

А словоохотливый паренек подхватил:

— Все это, месье, получается благодаря маленькой стреле из бамбука. Ничего особенного, не длиннее и не толще спички. Заточена как игла, а сзади небольшой хохолок, вроде бы как из растительного шелка… [150]

— Стрела отравлена. Не так ли? Это, должно быть, кураре [151].

— Да, месье, что-то в этом роде. Только Генипа называет яд вурай, или вурари. В точности не знаю.

— Мне он известен… теоретически. Если он проникает в организм через рану, наступает смерть. Правда, его без опасности для своего здоровья можно отсосать.

— Я его и не нюхал. Хотя мне приходилось есть обезьяну, убитую из сарбакана… О, месье!.. Еще один. И еще…

Фишало, до сих пор не размыкавший уст, с жаром воскликнул:

— Прекрасно сработано! Я буду рад, когда он уложит их всех. Это из-за них я чуть было не утонул.

Бандиты, растерянные, обезумевшие от страха, стали отходить от гамака. Не понимая, откуда ведется этот бесшумный расстрел, они затравленно озирались вокруг, как животные, попавшие в ловушку. Самые ретивые обратились в бегство. Однако им не хотелось уходить слишком далеко, несмотря на смертельную опасность, неумолимо преследовавшую их. Они решили тоже найти укрытие, как и их таинственный преследователь, чье месторасположение не могли определить расширенные от ужаса глаза каторжников.

Бандитов осталось только четверо, и они, как загнанные животные, сбились в кучу у горящих обломков хижины, где по-прежнему, словно саван, лежал гамак Мадьяны. Один из них спрятался в яме и, скрытый ветвями, направил дуло карабина туда, откуда, по его мнению, стреляли.

А индеец, еще, более незаметный, чем когда-либо, устроился так, что перед ним оказался фланг группы бандитов. Двое были повернуты к нему боком, распластавшись на земле и вытянув шеи, смотрели туда, откуда он только что уполз.