— К несчастью, — отозвался Мустик, — бандитам удалось бежать. Боюсь, как бы этот побег не обернулся нам впоследствии большими хлопотами. Но Железная Рука жив, а он стоит армии!
Часть третья
МИССИЯ МУСТИКА
ГЛАВА 1
Песни, крики, смех, хриплые или пронзительные восклицания, в которых слышались мерзкие слова, отвратительные ругательства, угрозы, наконец, прозвучали выстрелы.
Это лагерь каторжников на острове Нассон, в восьмидесяти километрах от Сен-Лоран-дю-Марони… Их здесь сто пятьдесят, этих существ, грубых, жестоких, с землистыми лицами и блестящими глазами… Они были счастливы, выли от радости, во весь голос поносили каторгу, откуда бежали, настоящие животные, выскользнувшие на свободу, без чести и совести, готовые на любые преступления…
Сто пятьдесят! Но их было более трех сотен. Где же остальные? Тут все просто. Кто говорит «каторжник», тот лгун и изменник…
Группа в двести человек, продолжая делать вид, что подчиняется приказу Короля каторги, организовала свой заговор. Их ожидали пироги, плоты; им стал доступен сторожевой корабль коменданта, административное судно под французским флагом…
Две сотни бандитов, воспользовавшись суматохой и прибегнув к хитрости, легко всем этим овладели. Подниматься по Марони, рисковать своей жизнью на стремнинах, порогах (их восемьдесят восемь, и они перегораживают реку вплоть до устья Итани), бросаться вслепую в девственный лес — царство индейцев, некоторые из которых имеют репутацию антропофагов, — это было бы слишком глупо!
И те, что считали себя хитрее, пренебрегли пресловутым [235]
Королем каторги и взяли курс на устье Марони. Там им откроется огромный Атлантический океан, по которому они устремятся, положившись на милость дьявола, к новым странам и, может быть, держась ближе к берегу, подплывут к острову Кавьяна, где их ждет свободный город; там процветает грабеж, властвуют ковбои и искатели золота — это город без хозяина…Их план как будто бы удался. Они удалились, а вернее улетели, как стрелы, из Сен-Лорана, и до Атта плыли в открытом море…
Другие же, менее отважные, последовавшие приказам главаря, погрузились в пироги и лодки. Среди них находилась тщательно отобранная дюжина индейцев галиби, племени, первым снабжавшим проводниками искателей золота; эти хозяева воды, как краснокожие сами себя называли, удивительные лодочники, демонстрировавшие чудеса ловкости, на которые никто другой не способен.
Впрочем, они тоже были из каторжников, наказанные за мерзкие убийства, при которых выявилась их неслыханная дикость. Свободой в их представлении являлось возвращение в племя, счастливая жизнь в глуши, кутежи, где выпивают много кашири — оглушающей водки, и танцы, которые доводят до безумия.
Со-Эрмина — первый порог, который встречается при подъеме по Марони, этой огромной реке, чьи истоки теряются в отрогах Тумук-Умака, — один из самых ужасных; кажется, он защищает, словно цербер [236]
из сказок, вход во владения негров бони и красных индейцев.Здесь ширина реки более пятисот метров и повсюду высятся скалы, преграждая путь потоку, который перескакивает через них, кружится, брызгает пеной, вздыбливается и падает с высоты в десять метров, оставляя пирогам лишь узкие коридоры, где вода течет с яростной быстротой.
И вот по этим
Эти люди, чувствовавшие на себе милость вожаков, перестали пить, соблюдали дисциплину, — при всяких других обстоятельствах ее сочли бы неестественной. Они беспрепятственно преодолели несколько порогов от Кассабы до Ланга-Табики; отныне их отделял от возможных преследователей почти непреодолимый барьер. У каждой из этих ужасных теснин были оставлены посты — несколько вооруженных людей.
Индейцы парамакос, которые в количестве двухсот человек жили на землях Ланга-Табики, с ужасом встретили это нашествие бандитов. Впрочем, каторжники для них были не внове. Когда те убегали в одиночку, к чему индейцы привыкли, они преследовали их, хватали и выдавали французским властям за награду в двадцать франков. Но тут не могло быть и речи о захвате беглецов, ведь их насчитывалось сто пятьдесят человек, к тому же вооруженных до зубов.