Железная стена. Израиль и арабский мир

У Шаретта сложилось впечатление, что Бен-Гурион стремится получить облегчение путем смелых и взрывных действий, которым не предшествовал холодный анализ и расчет. Поэтому он начал тотальную войну против предложения Бен-Гуриона. Он даже сумел удивить себя тем, до каких крайностей он мог дойти в своей сдержанности. Прежде всего, Шаретт указал на трудность доказательства того, что отказ в морских правах является нарушением соглашения о перемирии, и на дополнительную трудность объяснения того, почему, если это действительно было нарушением, Израиль ждал четыре года, прежде чем опубликовать предложенную декларацию. Посторонние увидели бы в нем предлог для освобождения Израиля от ограничений, наложенных перемирием, чтобы начать кампанию территориальных захватов. Поэтому она вызовет хор международного осуждения. Почему Израиль должен брать на себя ответственность за отмену соглашения о перемирии, спрашивает он. Если, как утверждал Бен-Гурион, его целью была демонстративная политическая позиция, а не расчистка пути для военной операции, то он принесет только ущерб без каких-либо противоположных выгод. Соглашение о перемирии, утверждал Шаретт, придавало израильской границе международную легитимность; если Израиль сам денонсирует его, Египет может вторгнуться в один из приграничных районов в Негеве, что вынудит Израиль вести боевые действия и рассчитывать на исход новой войны. Необходимо было принять четкое решение относительно основной цели Израиля: либо закрепить статус-кво, либо добиваться нового урегулирования путем обращения к оружию.

Голосование в кабинете министров завершилось вничью: шесть министров, все члены Мапай, проголосовали за отказ от соглашения о перемирии, шесть министров - против, остальные воздержались. Предложение Бен-Гуриона не было принято, но и не потерпело решительного поражения. Для Шарета голосование стало серьезным личным предупреждением. Он спасся от отставки буквально на волоске, в то время как возглавляемое им правительство было зловеще близко к тому, чтобы навлечь на страну беду.

Отношения между Бен-Гурионом и Шаретом становились все более натянутыми, напряженными и ядовитыми, что приносило последнему бесконечные разочарования и душевные муки. Периодически возникали столкновения по поводу компетенции МИДа и оборонного ведомства в вопросах перемирия, роли ООН в этих вопросах, отношений с западными державами и, прежде всего, по вопросу о репрессиях. Бен-Гурион, вернувшийся из Седе-Бокера, чтобы вновь утвердить жесткую оборонную политику, оказался в кабинете против умеренного течения. Дополнительным источником трений и осложнений стало его формальное подчинение Шарету, которое никак не отражало истинного соотношения сил между ними. Приближение всеобщих выборов и высокая вероятность того, что ему будет предложено сформировать следующее правительство, заставили Бен-Гуриона в частном письме прямо сообщить Шарету о своем решении время от времени выступать с заявлениями, чтобы ознакомить народ с принципами своей внешней политики.

В вопросе о необходимости американских гарантий безопасности Израиля между двумя лидерами не было реальных расхождений. Переговоры между двумя странами начались в августе 1954 года на фоне англо-египетского соглашения по Суэцу и американского решения о поставках оружия в Ирак. На том этапе предполагалось лишь американское заявление или обмен письмами между Америкой и Израилем. Но после того как в феврале 1955 года Ирак и Турция сделали первый шаг к заключению Багдадского пакта, госсекретарь Джон Фостер Даллес предложил Израилю заключить пакт о взаимной обороне при условии, что он обязуется не расширять свои границы силой и воздерживаться от военных репрессий против своих соседей. Бен-Гурион и Шаретт, как оказалось, были готовы принять первое условие, но не второе. Пакт о взаимной обороне со сверхдержавой был привлекателен как способ прекратить международную изоляцию Израиля, гарантировать его территориальную целостность и долгосрочную безопасность, а также побудить арабов к мирному урегулированию их спора с Израилем. На первой же встрече с Эдвардом Лоусоном, новым американским послом, Бен-Гурион сказал ему, что три вещи, которые дороже всего его сердцу, - это безопасность Израиля, мир на Ближнем Востоке и дружба между Израилем и Америкой. В силах Америки, добавил он, осуществить все эти три вещи одним махом: заключив с Израилем договор о взаимной обороне.