Железная стена. Израиль и арабский мир

Большинство участников конференции послов, состоявшейся в мае 1955 г., включая премьер-министра и министра обороны, рассматривали оборонный пакт с Америкой как весьма желательную цель, для достижения которой следует приложить значительные усилия. Однако было признано, что Америка поставит условия, которые могут оказаться неприемлемыми. В итоге условия оказались неприемлемыми, и после объявления о чешском оружейном договоре израильские дипломаты сместили акцент в дискуссии с американцами с оборонного пакта на поставку оружия. Один человек, начальник штаба ЦАХАЛа, был против идеи оборонного пакта с Америкой от начала и до конца. Он не видел необходимости в американских гарантиях безопасности Израиля и категорически возражал против американских условий, согласно которым Израиль должен был отказаться от территориальной экспансии и военного возмездия. В неофициальной беседе с послами в Вашингтоне, Лондоне и Париже Даян назвал военное возмездие "наркотиком жизни". Во-первых, оно обязывало правительства арабских стран принимать решительные меры по защите своих границ. Во-вторых, и это самое главное, он позволял израильскому правительству поддерживать высокий уровень напряженности в стране и в армии. Гидеон Рафаэль, также присутствовавший на встрече с Даяном, заметил Шарету: «Так начинался фашизм в Италии и Германии!»

Даян, по крайней мере, был последователен в своем кредо самодостаточности и отказе от внешних гарантий, чего нельзя сказать о Бен-Гурионе. Последний был очень заинтересован в заключении договора с США, но не хотел платить за это цену. О том, чтобы избежать репрессий, для него не могло быть и речи, а в некоторых случаях он, похоже, разделял стремление Даяна к территориальной экспансии. Одним из таких случаев стало совещание высших должностных лиц, созванное Бен-Гурионом 16 мая. На нем он воспользовался возможностью иракского вторжения в Сирию, чтобы реанимировать свой излюбленный план израильской интервенции в Ливан с целью аннексии юга и превращения остальной части страны в маронитское государство.

Шаретт отверг эту идею. Он считал, что Бен-Гурион безнадежно устарел, рассматривая Ливан как провинцию Османской империи, в которой решающее большинство населения составляли христиане-марониты. Он вспомнил одну из предыдущих дискуссий с ним на эту тему, в которой пытался объяснить, что марониты внутренне расколоты, что у них нет смелых лидеров и что в качестве союзников они окажутся сломанным тростником. Но Бен-Гуриону не терпелось вмешаться. Он отметил, что в Ливане есть и друзы, но не смог объяснить, почему они должны хотеть помочь маронитам превратить Ливан в христианское государство.

Что касается средств, с помощью которых можно было бы осуществить внутренние изменения в Ливане, то именно Даян выдвинул конкретное и характерное для него циничное предложение:

Все, что требуется, - это найти офицера, даже капитана, завоевать его сердце или купить его за деньги, чтобы он согласился объявить себя спасителем маронитского населения. Затем израильская армия войдет в Ливан, займет необходимую территорию и создаст христианский режим, который вступит в союз с Израилем. Территория от Литани на юг будет полностью присоединена к Израилю, и все встанет на свои места.

Разница между Даяном и Бен-Гурионом заключалась лишь в том, что первый хотел действовать немедленно, а второй был готов ждать предлога для вторжения Ирака в Сирию. Шаретт не видел смысла в том, чтобы начинать перед своими офицерами подробное обсуждение "фантастического и авантюристического плана Бен-Гуриона", который "удивляет своей грубостью и оторванностью от реальности". Он лишь заметил, что речь идет не об укреплении независимого Ливана, а о войне между Израилем и Сирией и что к этому следует относиться именно так.

Пресекая этот план в зародыше, Шаретт размышлял о шокирующем несерьезном отношении военных к соседним странам в целом и к сложной внутренней ситуации в Ливане в частности. «Я ясно видел, - писал он в своем дневнике, - как те, кто так героически и мужественно спасал государство во время Войны за независимость, способны навлечь на него катастрофу, если им будет предоставлена такая возможность в обычное время».

Не менее шокирующим был двойной стандарт, проявленный Бен-Гурионом в дискуссии по Ливану. Тот самый человек, который так трепетно относился к независимости и территориальной целостности Израиля и так бурно реагировал на малейшие проявления иностранного вмешательства в его дела, в то же время демонстрировал полное пренебрежение к правам других суверенных государств. Его план расчленения Ливана был особенно предосудительным, поскольку не был вызван никакими провокациями со стороны Ливана. Обычный аргумент о том, что на силу надо отвечать силой, в данном случае не может быть использован по той простой причине, что Ливан неукоснительно соблюдал все положения соглашения о перемирии, заключенного с Израилем в марте 1949 года.