Железная цепь

Томас свернул на узкую улицу, на которой было обнаружено тело. Проезжую часть уже замело снегом; здесь не было ни души, не осталось никаких видимых признаков того, что здесь произошло убийство. Лишь атмосфера была какой-то тяжелой, напряженной; Томас почувствовал странное покалывание в затылке, как будто за ним наблюдали…

Снег хрустнул под чьим-то башмаком. Томас напрягся и, резко обернувшись, принял оборонительную позу.

Под навесом застыла темная фигура; лицо неизвестного было скрыто капюшоном. Долю секунды оба стояли неподвижно, а потом черный человек бросился бежать. Он бежал быстро – быстрее, чем ожидал Томас. Несмотря на свою молодость, ловкость и длинные ноги, Томас не мог его догнать. Еще несколько секунд – и противник скрылся в подворотне.

Изрыгая проклятья, Томас нырнул под арку и успел лишь заметить, как фигура свернула за угол в дальнем конце переулка. Томас в несколько прыжков преодолел это расстояние, заранее зная, что проиграл. За углом никого не было. Таинственный преследователь исчез, и отпечатки его сапог затерялись в путанице следов, оставленных за день прохожими.

14 Кузница Велунда

«Мой долг – ковать свою судьбу

На наковальне дня,

Пусть будут мысли и дела

Всегда полны огня».

Генри Лонгфелло,

«Деревенский кузнец»[48]

Мэтью прибыл на сверкающем «Форде» сразу после рассвета. Корделия уже ждала его. Было довольно холодно; несмотря на то что она надела шерстяное платье и тяжелое пальто, ветер продувал до костей. Кортана была у нее за спиной; она не стала применять гламор, чтобы стать невидимой для простых людей, но меч, естественно, скрыла при помощи чар.

Она выскользнула из дома еще до завтрака, оставив матери записку, в которой сообщала, что ей срочно необходимо вернуться к Джеймсу на Керзон-стрит. Она знала, что для Соны семейные обязанности превыше всего. Алистеру она написала другое письмо, где повторяла приглашение пожить у нее в доме, если у него возникнет такое желание. Она волновалась за него; по некоторым признакам она поняла, что он не ложился до утра.

Наверное, вспоминал отца, подумала она, рассеянно глядя на блестящий красный автомобиль с латунными фарами. Словно во сне, она слушала Мэтью, который возбужденно тараторил что-то о двигателе, о какой-то штуке под названием «внутренняя полость картера». Она старалась заставить внутренний голос молчать, старалась ни о чем не думать, но черные мысли не желали отступать. «Мой отец мертв. Мой отец мертв. Сегодня первое утро моей жизни без него».

– …оснащен комбинированной планетарной передачей и механизмом включения сцепления, установленным на коленчатом вале, – вещал Мэтью.

Корделии показалось, что огромные колеса с красными спицами выглядят слишком хрупкими; в любую минуту могут отлететь от кузова. На кожаном сиденье едва хватало места для двоих. Ничто не защищало пассажиров от дождя, холода и ветра, и в целом вся конструкция выглядела несуразной и неприспособленной для длительных поездок. Корделия подумала, что сильный порыв ветра может разнести машину на куски.

– Все это замечательно, – наконец, заговорила она, стараясь отогнать мрачные мысли, – но я бы на твоем месте обратила внимание на то, что у твоего хваленого автомобиля нет крыши. Мы замерзнем насмерть.

– Об этом не волнуйся, – успокоил ее Мэтью и, пошарив под сиденьем, извлек две великолепных меховых полости. Он был одет с иголочки: модное кожаное пальто, отделанное мехом, сапоги, начищенные так, что блеск резал глаз. Выглядел он свежим и бодрым, несмотря на ночные похождения.

– Кто-нибудь еще знает, куда мы едем? – спросила Корделия, принимая протянутую руку и забираясь в автомобиль.

– Я никому не говорил, – ответил Мэтью, – но сообщил Томасу, что мы собираемся покататься. Мы вернемся на Керзон-стрит как раз вовремя, чтобы встретиться с остальными.

«С остальными», – повторила про себя Корделия. К «остальным» относился и Джеймс. Она решительно приказала себе забыть о нем и завернулась в меховое покрывало. Что-то заставило ее оглянуться на дом, и она заметила движение в одном из окон. На темном фоне выделялось бледное лицо Алистера. Она несколько мгновений колебалась, прежде чем помахать ему – меньше всего ей сейчас нужна была очередная стычка между Мэтью и ее братом. Но Алистер лишь кивнул и задернул штору.

– Что там? – спросил Мэтью.

– Алистер, – ответила Корделия. – Он… просто хотел попрощаться.

Она откинулась на спинку сиденья, Мэтью потянул заводную рукоять, и «Форд» взревел. Когда они выезжали на улицу, Корделия вдруг подумала, что отец не отказался бы прокатиться в этой сверкающей механической карете.

Джеймс открыл глаза, щурясь на яркий свет. Если ему и снился сон, он ничего не помнил; к счастью, сегодня его не преследовали ни вопли, ни тьма, ни ненависть, ни видение сверкающего смертоносного клинка. Он оглядел себя: он был в одежде, помятой после сна. В комнате стоял жуткий холод, как на улице.